Гнев пустынной кобры - Алексей Иольевич Витаков
– Акцент маскируется легким заиканием, которое придает трогательную пикантность всему процессу. – Зымаев вдруг заговорил как интеллигент.
– Неожиданно, – удивился Вихляев. – Ну все. Группа, разойтись!
Когда казаки отправились выполнять приказ, к Вихляеву подошел командующий.
– Неплохо, Алексей Константинович. Вы им понравились. Обычно казаки неохотно общаются с дворянами. Но я вот еще что должен вам сказать. Помимо доставки оружия, постарайтесь ликвидировать главных офицеров, действующих сейчас в Амисе. Греки могут быть очень яростными партизанами, но они всего лишь земледельцы. А у турок есть профессиональное командование. И до тех пор, пока дела обстоят таким образом, грекам не победить. Ради нашей скорейшей победы постарайтесь.
– Очень странная просьба, ваше превосходительство. Конечно, если будет возможность, то я ее не упущу.
– Я не о возможности. А о цели мероприятия. Нужно, чтобы это стало боевой задачей, такой же, как и доставка оружия. Пока, по нашим данным, там есть некий подполковник Карадюмак Шахин. Внимательно запомните. Ему около пятидесяти, но он еще в подполковниках. По характеристике, человек трусливый и невероятно жестокий. Но с возникновением партизанских волнений в городе обязательно появятся иностранные специалисты.
– Немцы?
– Не только. Англичане, французы. Эта западная публика спит и видит уничтожение русского самодержавия. Но и царь для них не конечная цель. Империя слишком расширилась, чтобы не вызывать у них страха. Они будут делать все, чтобы мы не смогли аннексировать территории Анатолийского Причерноморья. Вы меня поняли?
– Да, ваше превосходительство.
– Курите?
– На войне, увы, без этого нельзя! Хотя намереваюсь бросить.
– Ну тогда держите. Подарок! – Ляхов протянул свою трубку. – Это с Дона. Ну, с Богом, Алексей Константинович! – Командующий быстрым шагом направился к дубовым дверям особняка.
– С Богом, Алеша! – Генерал-поручик Черкашин протянул руку Вихляеву.
– И вас храни Господь, Савва Ильич.
Черкашин, ссутулясь, побрел вслед за командующим. Но вдруг резко обернулся:
– Смотрите, наверняка этот Шахин на чем-то попался. Найдите его слабое место. Задайте им там хо-о-рошего перцу!
Вихляев проводил взглядом генералов, длинно выдохнул и пошел примерять форму немецкого майора. Он больше не штаб-ротмистр Алексей Вихляев, а барон Карл Юрген Бекманн.
Через два часа, ровно в двенадцать пополудни, обоз из трех воловьих телег тронулся в путь. Четыреста винтовок системы «Маузер», два пулемета, пять ящиков с гранатами и большое количество патронов – все это должно в скором времени оказаться в Амисе. Оружие – исключительно германского производства, чтобы не вызывать подозрений. Потрепанная в недавних сражениях за Эрзерум турецкая форма. Даже курительные трубки – турецкие. А смуглые лица кубанцев ничем не отличались от азиатских. Впереди, на гнедом иноходце – стройный немецкий майор с отменной кавалерийской выправкой. Волы ходко тянули свою нелегкую ношу. И прав был Савва Ильич, что настоял запрягать именно этих животных, а не лошадок. Для каменистой местности черноморского берега волы лучше подходят – более сильные и выносливые, менее прихотливые, а главное, молчуны и при шуме меньше поддаются панике. Недостаток – медлительность и требуют больше времени на сон. Вообще сонливость – одно из главных свойств этих животных. Иногда может показаться, что вол спит даже тогда, когда ноги его шагают.
…А пчелочка златая, а что же ты жужишь.
А пчелочка златая, а что же ты жужжишь, жужжишь.
Жаль, жаль, жалко мне, а что же ты жужжишь.
А у моей у Любы а русая коса.
А у моей у Любы русая коса, коса.
Жаль, жаль, жалко мне, русая коса.
Тянул не бойко, а скорее прощально замыкающий обоза Федька Свистунов. Вихляев грустно обернулся: сколько их вернется? Одному Богу известно. Поймал себя на мысли, что про себя произнес «их», а не «нас». Словно отделял себя. Но нет, штаб-ротмистр на тот момент вообще о себе забыл. Словно заранее уже записал свое имя в число пропавших без вести. Словно не он сейчас ехал верхом, а кто-то другой, все знающий учетчик небесной канцелярии.
…А мягкие пуховые сисочки у ей.
Мягкие пуховые сисочки у ей, у ей.
Жаль, жалко мне, сисочки у ей.
Лю́бить ея можно, а целовать нельзя.
Лю́бить ея можно, а целовать нельзя, нельзя.
– Свистунов, отставить песню! – привстал в седле Вихляев.
– Да пущай поет, ваше высокбродь. Так и нам зазнобистее становится. Авось каких девок повстречаем? – усмехнулся ехавший следом Плетнев.
– Скоро последний пост. Дальше – нейтральная полоса километров десять, думаю, или около того. А потом турецкие посты. Но их разъезды могут появиться и раньше. Поэтому пора забывать, что мы русские. Свистунов, отставить песню! – тихо повторил штаб-ротмистр. Но песни уже не было…Ишь псинки у яго! Тьфу ты, сам заговорил по-казацки. Что же за сила в них! Перековывают на раз, и дня не прошло!..
Мимо своего поста прошли без единого слова. На нем уже обо всем знали. Далее открывалась чужая земля, от которой сразу потянуло холодком опасности и чем-то другим, щемящим и страшно тоскливым. Колючим до боли в сердце и едковатым до рези в глазах.
Вихляев обернулся к Плетневу и несколько фраз произнес на немецком, проверяя готовность и бдительность группы. Затем на турецком. От второй телеги ответил Зымаев.
Очень скоро набежали вороватые сумерки, и все вокруг стало понемногу пропадать. Сначала с правой стороны исчезла гряда камней и остатки древних эллинских фортификаций, потом море – вместо него тьма, издающая шум… Наша седая, ворчливая мать!.. Всплыли в голове Вихляева строки. Греки когда-то так называли соленую раскинувшуюся гладь. Потом пропала из-под ног сама земля, по которой они двигались. Просто взяла и превратилась в черную неизвестность. Даже копыта лошадей и волов стали невидимыми. Вскоре наступил полный мрак.
– Не могу привыкнуть к черноте южных ночей! – сказал по-немецки Вихляев.
– Йа, йа, – косозубо ответил Плетнев.
– Лучше не отвечайте. – Вихляев потянул повод, уступая место впереди казаку. – Капитан, езжайте первым и светите факелом.
Но Плетнев ничего не понял… Уф-ф. Ребята!.. Штаб-ротмистр показал жестами.
Вспыхнул огонь, озарил на несколько шагов в диаметре. По крайней мере, стало чуть веселее. Двигались наугад еще часа три. Молчали.
Наконец вдали показался подрагивающий мутно-желтый свет, похожий на развесистую, усатую пальму. Послышались отрывистые турецкие команды. Кони под казаками напряженно вскинули головы.
– Кто идет?!
Человека не было видно, но по хрипловатому, чуть с надрывом оттенку Вихляев понял, что голос принадлежит мужчине молодых лет.
– Майор Карл Бекманн! Артиллерийский инструктор 3-й армии. Со мной еще семь человек.
– Сейчас к вам выйдет пехотинец. Поднимите руки и оставайтесь в седлах!
Из темноты вынырнула рука и взяла под узду
