Наследие войны - Уилбур Смит

Разум Шафран все еще был медленным, а ее реакции - тусклыми.

Рука Вернера сжала пистолет.

Она взмахнула рукой.

Он поднял пистолет. Его палец напрягся на спусковом крючке.

Шафран изо всех сил ударила трубой по его вытянутой руке за долю секунды до выстрела, сломав ему правую руку чуть выше запястья. Пуля срикошетила от пола.

Затем она сделала то, что намеревалась сделать, когда началась схватка - ударила и не останавливалась, пока ее враг не стал неспособен нанести ответный удар.

Вернер стоял на коленях, свернувшись калачиком, спиной к Шафран, которая стояла над ним. Он пытался справиться с болью в раздробленной руке, когда почувствовал следующий удар трубы - мучительный взрыв с одной стороны нижней части спины, ударивший его по почкам. Она ударила его с другой стороны точно в то же самое место.

Шафран продолжала бить и двигаться, меняя свое положение, чтобы обеспечить устойчивую, безжалостную последовательность ударов.

Сквозь боль Вернер осознавал, как тщательно, расчетливо над ним работают. Эта женщина была не просто избалованной любимицей какого-нибудь богача. Она была профессионалом. Она знала, что делает. Он и сам не смог бы сделать это лучше.

Вернер услышал шум машины и услышал за ее мотором другой звук - отчаянную мольбу жертвы о пощаде.

- Пожалуйста ... не бей меня больше.

Он понял, что это его голос.

- ‘Не двигайся, или я убью тебя, - сказала Шафран.

Вернер остался на месте.

Шафран действовала импульсивно, это было в ее характере. Она увидела угрозу и отправилась на разведку, уверенная, что у нее есть ресурсы и подготовка, чтобы нейтрализовать опасность. Она дала Герхарду свои указания так твердо, так решительно, что не оставалось места для обсуждения. И только когда она исчезла в развалинах старой контрольной башни, он спросил себя - "Почему ты позволил ей это сделать?

- ‘Она знает, что делает, - сказал он.

Ферди обдумывал это утверждение, работая над очередным свертком одной рукой.

- Думаешь, там кто-нибудь есть?

- У нее к этому дар.

‘Сколько времени пройдет, прежде чем мы последуем за ней?

Герхард взглянул на часы. - ‘Чуть меньше четырех минут.

- Я понял. Вот ... выпейте.

Он дал Герхарду бутылку, наблюдая за лицом Герхарда, когда сырой спирт ударил ему в рот.

Герхард вернул бутылку Ферди и сказал - "Я три года пил то дерьмо, которое русские называли водкой. По сравнению с этим она на вкус как лучший коньяк.

Ферди рассмеялся.

- ‘Вы часто бываете на главных работах?’ - спросил Герхард.

- Конечно. Я получаю зарплату, пользуюсь душем, получаю горячую еду в столовой.

- И ты держишь глаза открытыми, прижав ухо к земле?

Ферди кивнул. - Люди думают, что я тот сумасшедший бездельник, который живет на аэродроме. Они говорят то, чего не стали бы говорить, если бы воспринимали меня всерьез ... если бы думали, что я обращаю на них внимание.

- Но ведь вы ...

Ферди кивнул.

- Кто-нибудь захочет послать кого-нибудь шпионить за мной? - спросил Герхард.

- Есть группа старых нацистов, серьезных, закоренелых типов. Некоторые из них были здесь рабочими с давних времен, но некоторые появились в последние несколько лет – старые эсэсовцы, получающие работу от своих друзей.

- Они организованы?

- Не могу сказать. Вы слышите истории о разных группах, не только здесь, но и по всей стране ... О бандах, которые выгоняют из страны военных преступников, о людях, которые мечтают вернуть себе власть, о безумцах, о многих из них ...

- ‘Да,’ согласился Герхард. - Но опасные безумцы. Он посмотрел на часы – оставалась минута.

Звук выстрела пронесся над пустынным аэродромом, и внезапно они оба вскочили и побежали к джипу.

Когда Герхард забрался на водительское сиденье, его голос превратился в хриплый тревожный шепот - 'О Господи . . . Шафран!'

Он воткнул рычаг первой передачи, нажал на акселератор, и джип помчался по короткой бетонной площадке к сараю дирижаблей. Герхард резко дернул руль влево, и покрышки, взметнув облако пыли и гальки, врезались в зияющую пасть здания. У него была секунда, чтобы сориентироваться.

- ‘Вон там! - крикнул Ферди, указывая налево.

Он увидел Шафран, и его первой мыслью было - "Слава Богу, с ней все в порядке". Затем он увидел, что она использует какое-то орудие, чтобы напасть на свернувшееся калачиком тело мужчины, лежащее у ее ног, как выброшенный мешок с картошкой.

Джип остановился в нескольких метрах от Шафран, и двое мужчин вышли. Герхард поймал ее взгляд, и они обменялись коротким, невысказанным пониманием. Инстинктивно ему хотелось броситься к жене и крепко обнять ее, но времени не было.

Мужчина был здоровенным грубияном - высокий, мускулистый. Герхард сразу понял, что он бывший эсэсовец. Что-то в нем навевало воспоминания о гестаповцах в России и лагерной охране в Заксенхаузене. Каким-то образом ей удалось превратить его в избитую, дрожащую развалину.

- Я знаю этого человека. - Ферди посмотрел на Герхарда и сказал: - Вы были правы насчет вашей жены, сэр. У нее действительно есть к этому дар.

- ‘Удар в точку,’ сказала Шафран. - Спасибо.

- Похоже, мы вам не нужны, - сказал Герхард.

- До сих пор нет.

Герхард нахмурился. - У тебя на шее красные отметины. С тобой все в порядке?

Шафран пожала плечами. - Ее голос был хриплым. - Он пытался задушить меня.

Она обратила свое внимание на Вернера, обойдя его тело, пока не оказалась у его головы. Она постучала трубкой по его черепу, достаточно сильно, чтобы причинить боль, но не причиняя дальнейших повреждений.

- ‘Делай, что я говорю, и, может быть, останешься жив, - прохрипела она. - Кивни, если понял.

Вернер кивнул.

- Хороший мальчик. А теперь перевернись на спину, руки под себя.

Вернер сделал, как ему было сказано.

Шафран прижала кончик трубки ко лбу Вернера.

- Оставайся там.

- ‘Проклятая английская шлюха! - прорычал Вернер.

‘Вообще-то я кенийка,’ ответила Шафран.