Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 2
— Словом, — сказал, несколько успокоившись, принц, — эта страсть Бекингэма была замечена?
— Разумеется!
— Ну хорошо! А страсть господина де Гиша тоже все видят?
— Ваше высочество, вы опять изволите ошибаться: никто не говорит о том, что господин де Гиш пылает страстью.
— Ну хорошо, хорошо!
— Вы видите сами, ваше высочество, что было бы во сто раз лучше оставить меня в моем уединении, чем раздувать нелепые подозрения, которые принцесса будет вправе считать преступными.
— Что же надо делать, по-твоему?
— Не надо обращать ни малейшего внимания на общество этих новых эпикурейцев, тогда все слухи постепенно затихнут.
— Посмотрим, посмотрим.
— О, времени у нас довольно, опасность не велика! Главное для меня — не потерять вашей дружбы. Больше мне и думать не о чем.
Принц покачал головой, точно хотел сказать: тебе не о чем, а у меня забот по горло.
Подошел час обеда, и принц послал за принцессой. Ему принесли ответ, что ее высочество не выйдет к парадному столу, а будет обедать у себя.
— Это моя вина, — сказал принц. — Я проявил себя ревнивцем, и теперь на меня за это дуются.
— Пообедаем одни, — сказал шевалье со вздохом. — Жаль Гиша.
— О, Гиш не будет долго сердиться, он добрый!
— Ваше высочество, — вдруг заговорил шевалье, — мне пришла в голову хорошая мысль. Во время нашего разговора я, кажется, расстроил ваше высочество. Значит, я должен и уладить все… Я пойду отыщу графа и приведу его.
— Какая у тебя добрая душа, шевалье.
— Вы так сказали, будто это очень удивило вас.
— Черт побери! Как ты злопамятен!
— Может быть; по крайней мере признайтесь, я умею заглаживать причиненное мной зло.
— Да, признаю.
— Ваше высочество, благоволите подождать меня несколько минут.
— Хорошо, ступай… Я пока примерю свои новые костюмы.
Шевалье ушел, созвал слуг и отдал им приказания. Они разошлись кто куда; остался один только камердинер.
— Поди узнай сейчас же, — сказал он ему, — не у принцессы ли господин де Гиш. Можешь ты это сделать?
— Очень легко, ваша милость. Я спрошу у Маликорна, а он узнает от мадемуазель Монтале. Только не стоит спрашивать, вся прислуга господина де Гиша разошлась, а с нею вместе, наверное, ушел и он сам.
— Все-таки разузнай получше.
Не прошло и десяти минут, как камердинер вернулся. Он с таинственным видом вызвал своего господина на черную лестницу и провел в какую-то каморку с окном в сад.
— Что такое? В чем дело? — спросил шевалье. — Зачем такие предосторожности?
— Взгляните под тот каштан.
— Ну?.. Ах, боже мой, это Маникан… Чего же он ждет?
— Сейчас увидите. Минуточку терпения… Теперь видите?
— Я вижу… одного, двух… четырех музыкантов с инструментами, а за ними самого де Гиша. Что он тут делает?
— Он ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он поднимется к принцессе, и у нее за обедом будет новая музыка.
— А ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
— Вы так считаете, ваша милость?
— Тебе это сказал господин Маликорн?
— Он самый.
— Значит, от тебя любит?
— Он любит его высочество принца.
— Ради чего же?
— Он хочет поступить на службу к принцу.
— Черт возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал тебе за это?
— Это секрет, но его можно продать, ваша милость.
— Я тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
— Благодарю, ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина впускает музыкантов…
— Это Монтале?
— Тише, сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале — все равно что назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с другой.
— Хорошо. Я ничего не видел.
— А я ничего не получал, — сказал камердинер, пряча кошелек.
Удостоверившись, что де Гиш вошел к принцессе, шевалье вернулся к принцу, который успел великолепно нарядиться и весь сиял.
— Говорят, — вскричал шевалье, — что король избрал солнце своей эмблемой; по совести, ваше высочество, эта эмблема больше подходит вам.
— Ну что же Гиш? — спросил он.
— Не найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя выходка напугала его. Его нигде нет.
— Черт возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей да и укатить в свое поместье. Бедный малый! Ну да ничего, мы вызовем его обратно. Давай обедать.
— Погодите, ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне приходят в голову разные счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
— Какая?
— Ваше высочество, принцесса на вас сердится, и она права. Вам надо чем-нибудь порадовать ее. Ступайте к ней обедать.
— О, ведь это могут принять за слабость!
— Какая же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы в тарелку. У нее красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену. Идите же, ваше высочество, идите!
— Да ведь я велел подать обедать сюда.
— Полноте, полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со скуки. У меня сердце не на месте, как вспомню, что принцесса там одна. Да и вам будет не по себе, хоть вы и напускаете на себя суровость. Возьмите и меня с собой; это будет прелестно. Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы провинились сегодня утром.
— Шевалье, шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
— Я даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас неотразимы: вам так идет ваше лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит принцессу больше, чем ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ваше высочество.
— Ты меня убедил, идем.
И принц направился с шевалье на половину принцессы. Шевалье успел шепнуть на ухо лакею:
— Поставь людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
И за спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
Лакеи хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, сказал:
— Не докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.
XIII. Принц ревнует к де Гишу
Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с самыми добрыми намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревнивец, рассчитывающий застать врасплох.
Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцевала, забыв обо всем.
Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и полузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом и ласкающими жестами. Принцесса порхала вокруг него, улыбающаяся, соблазнительная. Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке, мечтательно смотрела на танцующих.
