Рихард Дюбель - Кодекс Люцифера
Один из них схватил Андрея, когда тот уже наполовину вылез из окна в задней комнате. Инстинкт крысы, обострившийся у Андрея за время жизни на улице и не успевший притупиться за два месяца спокойного существования, развернул его вокруг своей оси и приказал пуститься в бегство, когда солдаты еще только отчаянно моргали, пытаясь привыкнуть к тусклому освещению в комнате. Солдат втащил Андрея внутрь, схватил его за волосы, поднял голову и врезал кулаком прямо в лицо, наполовину оглушив его, после чего поволок свою добычу обратно в переднюю комнату.
Андрей почувствовал, как его поставили на ноги, и попытался стоять без посторонней помощи. Его ослабевшему взору предстал маленький седовласый человечек, чья дорогая одежда, казалось, осветила помещение.
– У него кровь на лице, – заметил он.
– Он напал на меня, ваша честь, – ответил солдат.
– Так, значит, вам повезло, что вы вообще в живых остались, верно, капитан?
– Ваша честь!
Андрей почувствовал, как напрягся державший его за локоть солдат. Он понимал, что именно на нем солдат сорвет свою злость, вызванную саркастическим замечанием старика, и надеялся, что тот не отправит его одного с солдатами. Его онемевшая челюсть начала пульсировать и отдаваться в голове резкой болью. Он оглушенно моргал и пробовал языком, не шатается ли зуб.
Старик обошел вокруг Андрея.
– Красивый парень, – отметил он. – Если вспомнить, каким успехом мастер Ското пользовался у женщин, можно было бы решить, что это он и есть. Но ведь это не он, верно?
Андрей засопел; не понимая, какого ответа от него ожидают, и руководствуясь многолетним опытом, говорившим, что от таких, как он, в большинстве случаев ответа не требуется, он промолчал.
– Где мастер Ското? – спросил старик.
Андрей открыл было рот, но снова закрыл его.
– Наверное, я недостаточно точно выразился, – предположил старик. – Итак: где этот гад ползучий, который задолжал кайзерской казне двенадцать тысяч гран[20] золотом и тысячу лот[21] серебром и которого мы по приказу его величества кайзера должны подвесить за яйца в клетке в Оленьем прикопе – не из-за пропавшего золота, а из-за экзотического орешка, который он украл из кунсткамеры его величества?
Старик скривился, как от зубной боли, но взгляда от Андрея не отвел. Юноша тоже не опускал глаз. Он снова открыл рот; на этот раз хотел что-то сказать, но не смог. В голове у него пронеслось: «Вот дерьмо!»
– Ну ладно, – проговорил старик. – Уберите его отсюда. Пусть четверо солдат осмотрят дом. Каждый уголок, каждый камешек. Если дом после этого не рассыплется, я решу, что вы не очень-то старательно искали.
– Ваша честь, этот дом принадлежит купцу Войтеху… – начал было капитан.
– Так что, по-вашему, он стоит больше, чем двенадцать тысяч гран золота, тысяча лот серебра и чертов орешек из Нового Света?
– Никак нет, ваша честь!
– Тогда прикажите своим людям начать поиски. А этот пойдет со мной.
Андрей, за все эти годы никогда не подходивший к Градчанам ближе, чем в последние месяцы, хотя и жил в лачуге под городской стеной, поразился бы пышности зданий, открывшихся перед ним за вторым внутренним двором крепости, если бы его не ослепили страх и паника. Вся левая сторона его лица горела от удара кулаком, а голова, казалось, раскололась надвое. Старичок ни слова не произнес за весь недолгий путь к сердцу Священной Римской империи, и солдаты скорее несли Андрея, чем подталкивали его.
К спутнику Андрея подбежал еще один старик. Он заламывал руки и тряс внушительным животом.
– Это не Джованни Ското, господин верховный судья Лобкович, – задыхаясь, заявил вновь прибывший.
– Мне это тоже известно, господин имперский барон Розмберка, – ответил верховный судья. В мозгу Андрея возникло смутное подозрение, что имя верховного судьи ему не так уж и незнакомо и что двух стариков нельзя назвать большими друзьями. – Похоже, птичка улетела.
– Боже мой, боже мой, – застонал Розмберка.
– А вы считаете, мы могли бы вытащить золото из этого мерзавца, даже если бы нам посчастливилось его увидеть? – Казалось, что верховный судья над чем-то размышляет. – Или чертов орешек?
– Кайзер совершенно раскис!
– Господи, да неужели в его кунсткамере нельзя найти какой-нибудь другой дерьмовый орех, которому он станет поклоняться? Да каждую неделю из его коллекции что-нибудь да пропадает, а тут ему непременно захотелось вернуть именно этот орех! Как будто он сам не отдал его посмотреть известному нам итальянцу!
– Нет, речь идет не об орехе.
– Но я специально…
– Речь теперь уже идет не об орехе. Теперь ему нужен Джованни Ското собственной персоной.
– Если это его устроит, он может вместо Ското подвесить за яйца его помощника. – Верховный судья ткнул пальцем в сторону Андрея, и у того сжалось сердце. – Ското удрал, и, бьюсь об заклад, не раньше, чем вчера. Если бы вы не требовали у него денег, он, возможно, не стал бы сбегать, не правда ли, мой милый Розмберка?
– Но он больше не хочет подвешивать Ското за яйца! – вскричал его собеседник.
– Нет?
– Нет, он хочет увидеть один из его колдовских трюков. Верховный судья молчал целую вечность, прежде чем протянуть:
– Что-о-о?!
– Его императорское величество простили алхимика, – простонал Розмберка. – И поскольку его императорское величество из-за своих гневных высказываний впали в еще большую меланхолию, нежели прежде, они желают, чтобы алхимик развеселил их своими кунштюками.
– А что на это говорит доктор Гваринони? – спросил совершенно сбитый с толку Лобкович.
– Лейб-медик кайзера говорит: «Тащите сюда этого алхимика, вы, проклятые идиоты, или я ничего не могу гарантировать».
Двое придворных уставились друг на друга. Затем перевели взгляд на Андрея. И если бы Андрей за последние три дня питался не только водой, он бы непременно наделал в штаны.
4
– Ни единого заклинания для вызова самого крошечного демона?
– Ни единого размытого изображения будущего в зеркале?
Розмберка и Лобкович тащили Андрея через коридоры Градчан, увидеть которые Андрей никогда и не надеялся. Стражи вытягивались, когда они спешили мимо них; слуги подобострастно кланялись и прижимались к домам; их отражения скользили по поверхностям зеркальных залов, гладко отполированных пилястров и дорогих застекленных витрин по бокам и, казалось, двигались с их скоростью. Раненая голова Андрея пульсировала в такт его торопливым шагам.
– Нет, – простонал он.
– Ни одного фокуса?
– Вовсе не обязательно устраивать настоящее волшебство.
У Андрея возникло чувство, что реальность иногда уплывает от него и остается в облицованных керамикой, мрамором, деревом или позолоченных комнатах, которые они проходили. Розмберка и Лобкович с удивительной скоростью ввергали его в пучину безумия. Он был слишком напуган, чтобы помешать этому.
