Александр Старшинов - Наследник императора
Возможно, эти мальчишки не собирались его убивать. Не споря и ни о чем не спрашивая, Приск двинулся со своими спутниками. Тропинка была хорошо утоптана, склон — не крутой, но уходил все наверх и наверх, в синее небо. Деревьев здесь не было — только пни да кое-где лежали неведомо зачем принесенные на склон обтесанные блоки андезита. Шапки снега на них начинали подтаивать на солнце, и казалось, что камни плачут.
Поднявшись на вершину, Приск и его спутники остановились. Только теперь пленник заметил, что трое парней отстали, и с пленником на вершину поднялись только четверо.
— В чем дело? — спросил Приск, оборачиваясь к своим спутникам.
— Децебал победит в войне, и римляне убегут побитыми собаками по воле Замолксиса! — сказал громко белокурый Вез. — И еще. — Он перевел дух. — Везина станет верховным жрецом! — Эту фразу он выкрикнул, и ее тут же подхватило эхо.
Приск стоял не шелохнувшись, пытаясь сообразить, что все это значит. Единственная догадка, которая пришла ему в голову и казалась правильной, что Везина — отец этого парнишки.
— Запомнил? — гневно нахмурил брови пацан.
— Запомнил, — кивнул Приск.
— Так и передай! — выкрикнул Вез и разрезал веревки на запястьях. — А сейчас повеселимся, римлянин! Такого веселья ты еще не видел! Главное — не рыпайся. Теперь берем его каждый за руки, за ноги и раскачиваем!
Тут наконец Приск догадался, в чем дело. Его будто ударом пилума пробило — разом вспомнился и рассказ царевны, слышанный несколько лет назад, и фраза Везера — «болтаешь по-нашему», и наставления Замолксису. Все сложилось.
По сигналу Веза четверо парней накинулись на римлянина. Вез ухватил за левую руку, темноволосый коротышка — за правую. Остальные двое попытались вцепиться Приску в ноги. Но первый тут же получил удар ногой в живот такой силы, что покатился по склону и врезался в один из андезитовых столбов. Второй оказался проворнее и попросту отскочил. После чего застыл в растерянности, не зная, как подступиться к пленнику. Вез и его товарищ попытались вдвоем подтащить Приска к краю скалы. Однако если Вез был силен, то его тщедушный спутник — куда слабее Приска. Встать на ноги, а затем попросту столкнуть своих пленителей, не составило для центуриона труда. Черноволосый шлепнулся на землю, а Вез попытался сопротивляться, но удар в лицо отшвырнул его в снег. Темноволосый тем временем вскочил и бросился на Приска. В руке блеснул кинжал. Приск сблокировал левой его руку с клинком, выбивая из неумелых пальцев оружие, а правой попросту отправил парня в полет со скалы.
Крик, полный чудовищной боли, рванулся снизу. Приск первым делом схватил оброненный парнишкой кинжал, а уж потом шагнул к обрыву. Ниже футов на двадцать была устроена терраса, и на ней, врытые в землю, стояли в ряд три копья. И на крайнем, покосившемся, висел, выгнувшись, темноволосый мальчишка. Копье пробило его насквозь, и теперь парень медленно сползал по окровавленному древку вниз, к земле. Кровь фонтаном била из раны. Трое парней, что отстали прежде, теперь стояли внизу и, оторопев, смотрели на своего умирающего товарища.
Заслышав за спиной шорох, Приск отскочил от края и обернулся.
Но на него больше никто не нападал. Везир тоже подошел к обрыву. Увиденное внизу заставило его отшатнуться, и юный дак едва не упал. Он спешно сделал шаг назад.
— Вез… — окликнул его один из парней снизу. — Кажется, Замолксис сам выбрал жертву…
Юный дак ничего не ответил, он стоял недвижно, тяжело дыша, и глаза его наполнялись слезами — но то были не слезы жалости, а нестерпимой злой обиды.
— Прекратить, ублюдки! Что вы натворили! — донесся снизу голос уже совсем не юношеский или детский.
Приск оглянулся: Сабиней собственной персоной мчался на гребень холма.
— Везир, вон отсюда! — крикнул он белокурому. — И вы оба тоже! Вон!
Троих подростков как ветром сдуло вместе со снежной поземкой с вершины.
Сабиней подошел к краю обрыва и глянул вниз, шепнул что-то едва слышно. Приску показалось: «Он хорошо ушел…» Но за точность фразы центурион поручиться не мог.
— Тебя здесь не было, и ты ничего не видел! — повернулся Сабиней к римлянину.
— Хорошо, — охотно согласился Приск.
— Даю слово, смерть тебе больше не грозит. Эти парни тебя просто украли из-под стражи. Щенки…
— Я должен тебе верить?
— Благодари царя царей за милость: Децебал велел сохранить тебе жизнь и доставить в Сармизегетузу. Но повторяю: здесь тебя не было, и этих парней ты не видел.
Нелепость происходящего на миг рассмешила центуриона. От людей любое безобразие можно попытаться скрыть, но от богов?.. Ведь огрешный обряд совершен перед Замолксисом, а не перед центурионом Приском.
— Отдай кинжал! — потребовал Сабиней.
Приск помедлил, повертел оружие в руках. Кинжал давал, разумеется, шанс. Но Сабиней не тот боец, которого можно одолеть с одним кинжалом. К тому же эти шестеро мальчишек здесь рядом и наверняка явятся даку на помощь. Впрочем, не этот расчет решил дело — «доставить в Сармизегетузу», — сказал Сабиней. Ради этого Приск здесь. Бежать — значит упустить шанс выполнить задание. Приск вздохнул сожалеюще и отдал Сабинею кинжал убитого. После чего они вместе стали спускаться с вершины. Ненадолго открылась страшная терраса. Мальчишки уже извлекли копья из земли и теперь стаскивали тело своего товарища с древка. Снег вокруг ярко алел, а вся сцена заставила вспомнить жестокую веселость удачной охоты по первой пороше.
Но по тому, как на миг окаменело лицо Сабинея, сделалось ясно — ничего радостного и тем более удачного в происходящем нет. Приск сказал: если римлянин нарушит обряд жертвоприношения, свою вину перед богами ему придется долго и тщательно заглаживать. Наверное, и у даков так же. А Везир и его друзья не просто нарушили обряд, а чудовищно его исказили. Так всегда бывает, когда старшее поколение погибает на войне, а ребятня остается строить жизнь вкривь и вкось, позабыв вековые традиции. Если бы смерть Приска могла исправить содеянное, Сабиней, не задумываясь, прикончил бы римлянина. Но простой комат наверняка не знал всех таинств наиважнейшего дакийского обряда.
— Скорее! — Сабиней толкнул замешкавшегося на миг Приска. — Если все они не умрут до весны, значит, Замолксис простил их дерзость и принял гонца.
* * *Как ни странно, сопровождавшие их даки вдруг сделались любезны и даже неуклюже услужливы. Вечером, когда остановились на одной из террас на ночевку, позволили нагреть воды и устроить что-то вроде бани. На стол подали вино с медом (здешний мед был поразительно сладок), а также местные закуски — ветчину с диким чесноком, соленую капусту и на горячее просяную кашу с топленым салом, а на десерт — упаренную чернику.
