Айвенго. Квентин Дорвард - Вальтер Скотт
– С вашего позволения, государь, всеми и каждыми, на которые вы станете возражать. Этого-то вашему величеству и следует избегать; выражаясь иносказательно, вы все время должны быть настороже, чтобы вовремя ослабить лесу, когда герцог начнет метаться в припадке бешенства. Это бешенство, наполовину уже утихшее, уляжется само собой, не встречая препятствий, и тогда вашему величеству будет легче с ним справиться.
– А все-таки, – задумчиво заметил Людовик, – должно же быть в требованиях моего кузена что-нибудь, чем он особенно дорожит. Если б я мог узнать, что именно, Филипп…
– Пустейшее из требований герцога может превратиться в самое важное, стоит только вашему величеству начать ему противоречить, – сказал де Комин. – Одно могу сказать с уверенностью: не может быть и речи о соглашении, пока ваше величество не отступится от де ла Марка и от льежцев.
– Я уже сказал, что порву с ними, – ответил Людовик, – и лучшего они не заслуживают. Негодяи! Заварить кашу в такое время, когда это могло стоить мне жизни!
– Тот, кто подносит к пороху фитиль, должен ждать взрыва, – ответил де Комин. – Но герцог рассчитывает не только на ваше обещание отречься от них, государь: вы должны знать, что он потребует еще помощи вашего величества для усмирения мятежа и вашего присутствия при наказании виновных.
– Едва ли это будет совместимо с нашим достоинством, де Комин, – возразил король.
– Отказ будет еще менее совместим с вашей безопасностью, государь, – ответил де Комин. – Карл решил раз и навсегда доказать фламандцам, что им нечего надеяться на поддержку Франции и что ничье вмешательство не спасет их от гнева и мести Бургундии, если они затеют новое восстание.
– Я выскажусь откровенно, сеньор Филипп, – сказал Людовик. – Не кажется ли тебе, что, если б нам удалось выиграть время, эти льежские бездельники сумели бы, пожалуй, и сами за себя постоять? Негодяи многочисленны и отважны, – может быть, им удалось бы отстоять свой город от герцога Бургундского?
– С помощью тысячи французских стрелков, обещанных им вашим величеством, быть может, и удалось бы, но…
– Обещанных мной? – воскликнул Людовик. – Это клевета! Как тебе не стыдно повторять ее, Филипп!
– Но без этой помощи, – продолжал де Комин, не обратив внимания на его слова, – а ваше величество в настоящую минуту едва ли сочтет удобным им помогать, – им вряд ли удастся отстоять город, в стенах которого еще не заделаны бреши, пробитые Карлом после Сен-Тронской битвы. Солдаты Брабанта, Эно и Бургундии, я полагаю, легко пройдут в них, человек по двадцать в ряд.
– Глупые ротозеи! – воскликнул король. – Не стоит и думать о них, если они сами не сумели о себе позаботиться. Продолжай, я не намерен из-за них затевать ссору!
– Боюсь, что следующее требование больнее заденет ваше величество, – сказал де Комин.
– А! Это, верно, опять об этом проклятом браке! – воскликнул король. – Я уже тебе сказал, что никогда не позволю герцогу Орлеанскому нарушить клятву, данную им моей дочери Жанне! Это значило бы лишить французского престола и меня, и мое потомство, потому что мой сын, болезненный ребенок, – это не более как увядающая почка, которая никогда не даст плода. Об этом браке я мечтал много дней, он мне грезился по ночам. Нет, сеньор Филипп, я не могу от него отказаться! Бесчеловечно требовать, чтобы я собственными руками разрушил свой излюбленный политический план и счастье двух молодых людей, предназначенных друг для друга!
– Разве их взаимная привязанность так сильна? – спросил де Комин.
– По крайней мере за одного из них я ручаюсь, – ответил король, – и именно за ту, чье счастье мне дороже. Чему же вы улыбаетесь, сеньор Филипп? Или вы не верите в силу любви?
– Напротив, очень верю, государь, – сказал де Комин, – и поэтому только что хотел вас спросить: не охотнее ли ваше величество даст согласие на задуманный герцогом брак, если я скажу вам, что графиня Изабелла де Круа любит другого и, вероятно, никогда не согласится на этот союз?
Людовик вздохнул.
– Увы, мой друг, – сказал он, – в какой гробнице ты откопал это утешение для мертвеца? «Любит другого»! Ну и что ж? Будем говорить правду. Ведь если б герцог Орлеанский даже ненавидел мою дочь Жанну, он все равно был бы вынужден жениться на ней, не будь этого несчастного стечения обстоятельств. Рассуди же, де Комин, может ли случиться, чтобы эта особа, да еще под таким давлением, отказала ему, сыну Франции! Нет, Филипп, нет! Нечего и рассчитывать, чтобы она устояла против такого предложения и осмелилась ослушаться приказания герцога. Varium et mutabile[224], Филипп!
– В данном случае, государь, вы упускаете из виду особенности характера этой молодой особы. Недаром она родом из такой властной и упрямой семьи, как семья де Круа. Я выведал от Кревкера, что она воспылала романтической любовью к сопровождавшему ее молодому оруженосцу, который, надо правду сказать, оказал ей немало услуг в ее путешествии.
– Да уж не мой ли это стрелок Квентин Дорвард? – воскликнул король.
– Кажется, он самый, – ответил де Комин. – Они и в плен-то попали вместе, путешествуя чуть ли не вдвоем.
– Да будет благословенно имя Господне, Пресвятая Дева и святые Мартин и Юлиан! – воскликнул король. – Честь и слава мудрому Галеотти, который прочитал по звездам, что судьба этого юноши тесно связана с моей! Если молодая девушка так крепко полюбила его, что откажется повиноваться герцогу Бургундскому, придется признать, что этот Квентин оказал мне славную услугу.
– Судя по тому, что рассказывает Кревкер, ваше величество может смело рассчитывать, что эта девушка не уступит герцогу Карлу. Да и сам герцог Орлеанский, несмотря на намек, который вашему величеству угодно было сделать, едва ли охотно откажется от своей прелестной кузины, с которой он так давно помолвлен.
– Уф! – произнес король. – Но ты никогда не видел моей дочери Жанны: это совушка, мой милый, настоящая сова, которой я сам стыжусь! Но дело не в том… Лишь бы у герцога хватило ума жениться на ней, а там пусть бегает за всеми красавицами Франции, я это ему заранее разрешаю. Ну, де Комин, теперь передо мной развернут весь длинный список герцогских требований, не так ли?
– Я перечислил вам, государь, все требования, на которых герцог, наверно, будет больше всего настаивать. Но вашему величеству известно, что настроение герцога, подобно стремительному потоку, тогда только спокойно, когда оно не встречает препятствий; невозможно предвидеть всего, что способно привести его в ярость. Если бы против вас неожиданно всплыли улики в том, что ваше величество был в заговоре с льежцами и Гийомом де ла Марком – простите мне это выражение, государь, но нам некогда выбирать слова, – это могло бы иметь ужасные последствия. Кстати, к нам доходят престранные новости: говорят, будто бы де ла Марк женился на графине Амелине, старшей
