Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

оказался высоким и невероятно элегантным пожилым джентльменом. Даже старомодная прическа – волосы, завязанные на затылке широкой лентой, – лишь подчеркивала элегантность, поскольку удивительно шла к его стилю. Марсден был фигурой почти легендарной. Его имя знала вся Англия, поскольку именно ему адресовались все депеши («Сэр, имею честь сообщить Вам для передачи их сиятельствам»…) и публиковались в газетах с этой вступительной фразой. Первые лорды приходили и уходили – как недавно ушел лорд Мелвилл[78] и пришел лорд Бархэм[79], менялись члены Адмиралтейского совета и адмиралы, но мистер Марсден оставался секретарем. Это на нем лежала вся сложнейшая административная работа по управлению величайшим флотом в истории человечества. Разумеется, у него была большая канцелярия – по слухам, не меньше сорока клерков – и заместитель, мистер Барроу, почти такой же известный, как сам Марсден, но тем не менее в глазах всего мира мистер Марсден был человеком, который едва ли не в одиночку воюет против Французской империи и Бонапарта.

У него был изысканно обставленный кабинет, окнами на плац-парад конной гвардии. Кабинет идеально подходил своему хозяину, сидевшему за овальным столом. За спиной у него стоял старенький клерк, очень худой и явно невысокого ранга, судя по вытертому сюртуку и застиранному вороту рубашки.

Хорнблауэр, поздоровавшись, выложил на стол узел.

– Посмотрите, что там, Дорси, – через плечо обратился Марсден к старику-клерку, затем вновь глянул на Хорнблауэра. – Как эти документы попали к вам?

Хорнблауэр кратко рассказал о захвате «Фрелона». Все это время серые глаза Марсдена пристально следили за его лицом.

– Так французский капитан был убит?

– Да.

Не было надобности рассказывать о голове капитана, разрубленной тесаком Мидоуса.

– В таком случае бумаги могут быть подлинными.

Хорнблауэр на мгновение растерялся и только потом сообразил: Марсден не исключает возможность военной хитрости и того, что бумаги подброшены специально.

– Полагаю, сэр, они подлинные. Видите ли… – И Хорнблауэр объяснил, что французы никак не могли ожидать контратаки со стороны баржи.

– Да, – согласился Марсден. Он говорил неизменно официальным сухим тоном. – Вы, вероятно, понимаете, что Бонапарт пойдет на любые жертвы, чтобы ввести нас в заблуждение. Впрочем, как вы говорите, капитан, обстоятельства были совершенно непредсказуемые. Что там, Дорси?

– Ничего особенно существенного, кроме вот этого, сэр.

«Это», разумеется, относилось к бумагам между двумя листами свинца. Дорси внимательно пригляделся к бечевке, которой они были перевязаны.

– Она не из Парижа, – сказал он. – Вероятно, ее завязали на корабле. И адрес, вероятно, тоже надписал капитан. С вашего позволения, сэр.

Дорси, нагнувшись, взял с подноса перед Марсденом перочинный нож, разрезал бечевку, и свинцовый сэндвич раскрылся.

Между пластинами лежал большой полотняный пакет, запечатанный в трех местах, и Дорси внимательно их оглядел.

– Сэр, – сказал он Хорнблауэру, – вы доставили нам нечто ценное. Очень ценное, сэр. Такого нам еще не попадалось.

Он протянул пакет Марсдену, и тот потрогал печати пальцем.

– Печати новоявленной империи Бонапарта, сэр, – сказал он. – Отличные образчики.

Хорнблауэр внезапно осознал, что Бонапарт объявил себя императором лишь несколько месяцев назад. Когда Марсден дал ему взглянуть на печати поближе, он увидел имперского орла с молниями и подумал, что птица выглядит не столь уж величественно: перья на ногах больше всего напоминали преувеличенно широкие штаны.

– Я предпочел бы вскрыть пакет со всей осторожностью, сэр, – сказал Дорси.

– Очень хорошо. Можете идти.

Сейчас его судьба могла повернуть в ту или иную сторону – Хорнблауэр с каким-то беспокойным предчувствием ощутил это в тот миг, когда Марсден поднял на него холодный взгляд, готовясь сказать: «Вы свободны».

Позже – месяца через полтора – он вспоминал эти мгновения, когда все решила случайность. Бывало, что пуля пролетала меньше чем в футе от него; если бы стрелок взял на долю дюйма правее или левее, жизнь Хорнблауэра оборвалась бы. Так и сейчас, задержись телеграфная депеша на несколько минут, и его жизнь пошла бы совсем иначе.

Ибо дверь в дальнем конце комнаты внезапно распахнулась и в нее быстрым шагом вошел еще один элегантный джентльмен. Он был на несколько лет моложе Марсдена, одет сдержанно, однако чрезвычайно модно: слабо накрахмаленный галстук доходил до ушей, белый жилет под черным сюртуком подчеркивал стройность талии.

Марсден с раздражением обернулся на звук открывшейся двери, но сдержал недовольство, увидев, кто вошел, а особенно – заметив листок бумаги в его руке.

– Вильнев в Ферроле, – объявил вошедший. – Только что сообщили телеграфом. Кальдер дал ему бой у Финестерре, но потом флоты разошлись.

Марсден взял депешу и внимательно прочитал.

– Это надо передать их сиятельствам, – сказал он, решительно вставая с кресла. Даже сейчас в его движениях не было заметно спешки. – Мистер Барроу, это капитан Хорнблауэр. Вам стоит ознакомиться с его последним приобретением.

Марсден вышел через почти незаметную дверь в дальнем конце кабинета, неся известия – быть может, исторической чрезвычайной важности. У Вильнева больше двадцати линейных кораблей – испанских и французских. Кораблей, при поддержке которых Бонапарт может пересечь Ла-Манш. Вильнев ускользнул от Нельсона, три недели искавшего его в Вест-Индии, а теперь от Кальдера.

– Что за приобретение, капитан? – спросил Барроу. Простой вопрос пистолетным выстрелом ворвался в мысли Хорнблауэра.

– Всего лишь депеша от Бонапарта, сэр. – Несмотря на растерянность, Хорнблауэр сознательно обратился к Барроу «сэр», – в конце концов, как второй секретарь Адмиралтейства, тот был знаменит почти как сам Марсден.

– Однако она может быть чрезвычайно важна, капитан. О чем в ней говорится?

– Сейчас ее вскрывают. Этим занимается мистер Дорси.