Восстание - Саймон Скэрроу
- В основном фермеры, их женщины и дети. Интересно, сколько воинов к тебе присоединится? - возразил Макрон, переведя взгляд на еду и питье.
Боудикка кивнула на стол.
- Ты можешь подойти поближе и поесть. Это будет твой последний шанс.
Он был слишком голоден, чтобы беспокоиться о том, будет ли это его последний прием пищи. Он упал на колени перед столом и потянулся к ближайшему кубку, осушил его за один раз, а затем схватил кусок жареной свинины и разорвал его, яростно жуя. Некоторое время она смотрела на него с грустным выражением лица, а затем ее лицо стало жестче.
- Интересно, как ты живешь с чувством вины.
Макрон взглянул вверх и нахмурился. Он быстро сглотнул.
- Вины?
- Каждая смерть твоих товарищей и других римлян, которых мы убили с начала восстания, лежит у твоей двери.
- Как так? - Макрон уже мог догадаться, к чему клонятся ее слова.
- Когда Дециан привел вашу колонну в столицу иценов и взял меня и моих дочерей в плен, прежде чем его люди изнасиловали их и выпороли меня, именно ты организовал наш побег. Если бы ты этого не сделал, нас бы заковали в Лондиниуме и оставили бы там гнить. Я бы не смогла убедить свой народ восстать. Поэтому кровь твоего народа на твоих руках. Интересно, что бы сказали твои римские друзья, если бы узнали?
- Я этого не принимаю, - ответил он. - Я все обдумал. Ицены любят бунтовать. Если бы не ты спровоцировала восстание, это был бы кто-то другой.
- Ты так думаешь? - Она сухо рассмеялась. - Во всяком случае, тебе хотелось бы так думать. По правде говоря, я крепко завладела умами своих последователей. Большинством из них. Я думаю, ты недооцениваешь, что для них значило, когда они обнаружили злодеяния, совершенные против их царицы и ее дочерей. Дециан и его люди не могли выбрать более провокационную цель. И можешь быть уверен, что я выжала из этого чувства возмущения каждую каплю. Их души горят, и они не успокоятся, пока Рим не будет сметен с наших берегов, и мы снова не будем свободны. За это ты и другие заключенные должны умереть. Вас отдадут друидам для принесения в жертву. Осмелюсь сказать, что они не проявят особого милосердия, учитывая кампанию Светония по уничтожению их священных рощ на Моне и уничтожению их культов. Я думаю, твоя смерть будет мучительной и продолжительной. - Она взяла кубок и сделала глоток, прежде чем продолжить. - Если это утешит тебя, я буду скорбеть о твоей смерти.
- Бьюсь об заклад.
Она посмотрела на него. - Ты дурак… Ты все еще не понимаешь, да?
- Понять, что? Что мы когда-то любили друг друга? Это было давно.
- Тем не менее, у тебя было достаточно чувств, чтобы помочь мне и моим дочерям сбежать.
- Я сделал это, потому что это было правильно. Я надеялся, что это научит вас, что не все римляне одинаковы. Некоторые до сих пор отличают добро от зла. Я надеялся, что это компенсирует часть ущерба, нанесенного Децианом. Кажется, я ошибся. Вся моя привязанность к тебе исчезла вместе с моими товарищами, погибшими здесь. Если ты пощадишь меня из-за нашей прошлой дружбы, ты напрасно потратишь свои усилия. Сейчас нас ничего не объединяет.
- Ничего? - Боудикка покачала головой. - Макрон, ты так ошибаешься. Скажи, тебя никогда не интересовал контраст во внешности между двумя моими дочерьми? Ты мог ясно видеть, что младшая похожа на Прасутага16, но старшая заметно отличается.
- И что? - Макрон почувствовал тревожную боль в животе. - Что из этого? Ты возможно хорошо поучаствовала в одном из ваших безудержных застолий? Я слышал, что вам, кельтам, нравятся подобные вещи.
Она вздрогнула и откинулась назад, плотно сжав губы, пытаясь сдержать гнев и боль. - Я никогда не отдавала себя воину, который меня не заслуживал, будь он иценом или римлянином.
- Благодарю… - Глаза Макрона расширились, когда смысл ее комментариев стал понятен. Он продолжил тихо: - И на что ты намекаешь?
- Не валяй дурака, Макрон. Ты знаешь. Бардеа – твоя дочь. Твой ребенок. Ты ее отец.
- Нет… Он быстро подсчитал возраст девушки, а затем учел время, когда он был любовником Боудикки. Он покачал головой, хотя неверие начинало улетучиваться. - Я не могу им быть.
- Ты. Ты поймешь это, как только снова увидишь ее, теперь, когда я тебе рассказала. Я удивлена, что это до сих пор не приходило тебе в голову. Со своей стороны, я клянусь всеми богами моего племени, что это правда, и пусть меня разорвут на части лошади, если я солгу.
Макрон почувствовал себя ошеломленным.
- Зачем говорить мне это сейчас?
- Ты заслуживаешь узнать правду, прежде чем умрешь.
- Она знает?
- Она подозревает, что Прасутаг не был ее отцом. Как она могла этого не сделать? Она видела, как мы с тобой были рядом друг с другом, когда отправились в Лондиниум, чтобы возобновить присягу на верность Риму, и еще раз, когда ты помог нам сбежать. Она также может складывать факты воедино. Она не дура.
- Что ты ей сказала?
- Ничего. Но однажды она спросит.
- И что ты ей тогда скажешь? Правду?
- Да. Почему бы и нет?
Он поднял скованные руки и обвел рукой вокруг себя. - Учитывая обстоятельства, я сомневаюсь, что она будет рада узнать, что ее отец – римлянин.
- Ее отец – человек, которым можно гордиться. Даже если он враг.
- А что, если другие узнают правду? Они бросятся на нее и разорвут ее на куски.
- Нет, если они не узнают. Даже если бы они прознали, я уверена, что смогла бы повлиять на их чувства, представив это как еще один пример жестокого обращения римлян с нашим народом.
Макрон почувствовал, как у него сжалось горло. - Ты будешь утверждать, что я тебя изнасиловал?
- Если бы мне пришлось. Я бы не хотела позорить свою память о том, что мы разделили, но я бы сделала это ради Бардеи и интересов моего народа.
Макрон ошеломленно присел. - Сраный Юпитер… Я тебя больше не узнаю. Что с тобой случилось, Боудикка?
- Рим. Со мной случился Рим. С моим народом и с каждым племенем Британии. Вы относитесь к нам как к своей собственности, которой вы можете распоряжаться по своему усмотрению. Вы оскорбляете все ценности, которые мы считаем священными. Ваше высокомерие и незнание наших обычаев висят над нами, как отвратительное, липкое
