Княжич Олекса. Сказ первый - Анна Архипова
— Так и поступим! — подвёл итог довольный Ярослав.
Рубака мог только удрученно качать головой, сидя на лавке. Он ненавидел князя Ярослава, но что с того? Столь многие ненавидели Ярослава, что тех, кто не желал ему скорейшей кончины, можно было пересчитать по пальцам! Князь Ярослав был повинен и в убийствах жестоких, и в клятвоотступничестве, и грабежах да непомерных поборах там, где утверждалась его власть.
Казалось бы, что мешало его братьям — справедливым и более могущественным князьям, усмирить Ярослава, владевшего каким-то Переяславлем — крохотным удельным княжеством, а не Владимиром, Киевом, Ростовом или Суздалем? Но со смерти Мстислава Удалого, разбившего однажды Ярослава в пух и прах, никто из братьев Всеволодовичей не осмеливался открыто бросить князю переяславскому вызов… Даже Великий князь Юрий предпочитал делать вид, будто не замечает подлостей Ярослава и его дурных деяний.
Конечно, нельзя было винить одного Ярослава в напастях, постигших новугородские земли. Не мог же, в самом деле, Ярослав отвечать за непогоду, которая уничтожала посевы и озимые! Но его владения напасти обошли стороной, у него в княжестве люди не дохли как мухи и не ели себе подобных. А вот новугородское княжество пострадало за всю Русь! Ярослав был виновен в том, что перекрыл торговые пути, со свойственной ему жестокостью показывая свою силу и власть. Никто не шел на эти несчастные земли, не было видно купцов — ни с восхода, ни с заката; только голод и неотвратимый мор. Когда Рубака по приезду князя в Торжок заикнулся об этом, Ярослав тут же осадил его:
— Тебе ли жаловаться, посадник Рубака? Живешь здесь, кормишься дарами рек, никто по твою душу не ходит. Где тебя и ушкуйники кормят. Не ври, знаю я, что ты их добром привечаешь, а разбойники голодными никогда не бывают и тебе с голоду помереть не дадут… А если есть у тебя туга какая, так это не ко мне, а к Господу Богу, понял? Хочешь, чтобы голод и мор прекратились — вот и молись как следует, в колокола трезвонь, авось в этом году урожай благополучно снимут да и озимые уцелеют!
Как Григорий Рубака ненавидел князя Ярослава! Но был он человеком разумным и понимал, что лучше власть такого князя, чем гибель под пятой у озверевших от голода смердов. Если немедленно не навести порядка в княжестве, то от некогда могучей новугородской вольницы не останется ничего, кроме курганов и жальников. К тому же Ярослав славился своим сребролюбием, а, значит, был заинтересован в процветании подвластных ему земель. Раз пришел он в новугородское княжество, выходит, есть у него планы и расчеты на эти земли. Рубака надеялся, что так оно и есть.
— Батюшка! — зазвенел молодой голос.
В горницу вбежал второй сын Ярослава — княжич Александр. Он был взволнован чем-то, хотя и пытался это скрыть. Княжич отвесил отцу поклон и быстро заговорил:
— Батюшка, слышал я, что отряжаешь ты ратников для облавы на боярина Водовика…
— Сплетни быстрее ветра летят! — недовольно проговорил Ярослав. — Даже если так, то что?
— Разреши мне идти вместе с отрядом.
— Никогда! — тут же рявкнул князь. — Забудь об этом. Шкура тебе твоя не дорога, что ли?
— Не дорога? — Александр даже не моргнул в ответ на крик отца, а наоборот, стал настойчивей: — Княжич Ростислав идёт с отрядом, а ему восемь годков! Значит, ему можно, а мне нельзя? Отец!
— Ты со мной не спорь! Я сказал — забудь, значит забудь.
— Отец! — повторил Александр таким тоном, словно просил того, на что имеет все права.
— Олекса, я не люблю повторяться! — Ярослав тяжело взглянул на сына, но натолкнулся на такой же тяжелый и упрямый взгляд Александра. Князь замолчал, пораженный этими глазами.
«А-а… Вот оно что! — мстительно подумал Рубака, наблюдавший за противостоянием отца и сына. — Нашла коса на камень!.. Ты ведь, пресветлый князь, хотел Ростислава как следует потрепать, нагнать страху, чтоб отомстить Михаилу Черниговскому! Что тебе Ростислав — даже если и умрёт, совесть тебя, князь, мучить не будет. Но сын!.. За сына ты испугался, безбожник! Жалко тебе родную кровь! Ну-ну, посмотрим, кто кого уломает, мальчишка-то, я вижу, не промах — отца не боится, не то что остальные…»
— Позволь мне пойти с отрядом! Я хочу этого!.. Виданное ли дело, чтобы восьмилетний малец мог отправиться с отрядом и показать себя, а я должен остаться и, как дитя, забавляться играми во дворе? Отпусти меня с отрядом!
— Александр, тебе отцово слово уже не указ? — негромко осведомился князь и в его голосе явственно проступила угроза.
— Я здесь, перед тобой, отец. Разве это не значит, что я чту тебя и слушаюсь твоих указов? — княжич не сдавался.
— Ах, велеречивый ты наглец! — вышел из себя Ярослав. — Эти монахи-книжники науськали тебя словесный дым в глаза пускать! Я тебе слово — ты мне два в ответ…
— Отец!
— Тебе хоть ведомо, куда и как отряд идёт? Нет, не ведомо, а лезешь туда же, — невольно начал разъяснять Ярослав, хотя вначале этого делать не намеревался. Он не мог прогнать Александра, когда тот вот так говорит ему — «отец».
— Не ведомо, — согласился Александр. — Но знаю я точно, что решил ты поймать Водовика и воздать ему по чести. Позволь мне сопровождать отряд. Разве не ты говорил, что нужно уметь ломать рога тем, кто идёт бодаться?.. Клянусь, я буду во всем слушаться старшого, буду тише воды и ниже травы, только отпусти!
«Ага, — подумал Рубака с удивлением слушавший говор княжича, — больно легко он клятвы даёт. Весь в отца. Но каков нрав! Князю, поди, трудно с ним приходится…»
Ярослав надолго умолк, сверля сына сердитым взглядом. Княжич стоял пред ним горделиво выпрямившись, и, упрямо насупив брови, ожидал ответа. Подданные князя не осмеливались даже кашлянуть, чтоб не нарушить этой напряженной тишины.
— Хорошо, лады! — наконец заговорил Ярослав. — Пойдешь с отрядом. Но смотри у меня, Олекса! Будешь самовольничать — поставлю рядом со своим стременем и больше никуда не отпущу.
Лицо Александра осветилось радостью.
— Ну конечно, батюшка, как скажешь! — он
