Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень
Аннунсиата сделала реверанс и подумала, что Анна Хайд наверняка считала, будто продвинула своего супруга на первое место, и должна была умереть, зная, с какими проблемами ему придется столкнуться.
После формального представления, когда Аннунсиата шла в свои апартаменты переодеться к ужину, который король давал в честь юной герцогини, слуга в ливрее герцога остановил ее и попросил следовать за ним в кабинет герцога для аудиенции.
Герцог приветствовал ее грациозным поклоном. Аннунсиата заметила тень замешательства на его обычно бесстрастном лице:
– Дорогая графиня, я полагаю... Наверное... Вы слышали новость о вашем муже?
Аннунсиата печально вздохнула и спокойно сказала:
– Прошу прощения у вашей светлости, но я уже много недель не имею известий от мужа.
– А-а, понятно, – сказал герцог и обвел глазами комнату, пытаясь сосредоточиться, а остановив взгляд, произнес: – Король мне кое-что сказал. Я с трудом поверил в это. Но, моя дорогая мадам, я думаю, вы будете счастливы узнать, что ваш муж прибыл на одном из кораблей, которые сопровождали мою жену. Это был корабль для перевозки лошадей, – голос герцога задрожал от замешательства. – Я уверен, что сейчас он поехал прямо в Йоркшир, учитывая тяжелый нрав животного, которого привез.
– Он купил скакуна, ваша светлость?
– Я полагаю, да. Очень удачно получилось: флотилия принцессы как раз собиралась отплыть в Англию, когда ваш муж искал хоть какие-нибудь средства, чтобы доставить жеребца домой. – Глаза герцога блеснули. – Путешествие было чрезвычайно тяжелым, корабль слегка поврежден, однако никто не пострадал. Я счастлив принести вам хорошие известия.
Аннунсиата поблагодарила его и вышла. А к тому времени, когда она достигла своих апартаментов, Хлорис из других источников уже получила новости в более колоритной форме.
– Из-за лошади это путешествие стало страшным кошмаром, госпожа, – рассказывала она Аннунсиате, пока Берч помогала ей переодеться. – Едва ступив на палубу корабля, она повела себя как демон, и хозяин вынужден был сидеть рядом день и ночь, не имея возможности отлучиться ни на секунду. Эта дьявольская лошадь почти на кусочки разнесла корабль. Итальянские моряки всю дорогу крестились и молились, думая, что этот кошмар послан для того, чтобы утопить их. А затем, когда они прибыли в Англию и им удалось выгрузить жеребца, никого не убив, что уже было чудом, капитан корабля представил счет за нанесенный урон... – самому герцогу! Мне кажется, итальянский язык нашего хозяина был ничуть не лучше, чем английский – капитана корабля, и тот думал, что лошадь предназначена принцессе. Он сказал, что желает герцогу счастья и покоя с женщиной, которая в состоянии справиться с таким монстром, как этот!
Аннунсиата засмеялась, понимая теперь, почему герцог был столь обескуражен. Но Берч быстро остудила ее мыслью о том, что, если хозяин прямиком поехал в Морлэнд, то хозяйка обязана прервать свой визит и немедленно последовать за ним.
Наступило молчание, и три женщины посмотрели друг на друга. Это был переломный момент. Аннунсиата сглотнула и сказала:
– Я остаюсь. Будет невежливо так быстро уехать. Я напишу хозяину и попрошу его прибыть сразу же, как только он доставит лошадь в поместье.
Мартин был так шокирован видом отца, что не мог вымолвить и слова. Ральф положил руку ему на плечо и попытался улыбнуться.
– Успокойся, просто я почти не спал. Мне станет гораздо лучше, когда я приму ванну, поем и отдохну. Где твоя мачеха? Я должен показать ей лошадь. Я привез ее, привез! Хотя временами я сильно в этом сомневался. Боже мой, что за путешествие! Но каков зверь! Пойдем, ты должен посмотреть на него. Он так прекрасен, что не выразить словами, – глаза горят, и темперамент необыкновенный... Он должен обставить всех скакунов и прославить наше имя на весь мир. Пойдем, пойдем, посмотри!
С этими словами они вышли во двор. Мартин шел медленно, видя, что отец очень истощен и перевозбужден. Жеребец стоял во дворе, а два конюха держали его за поводья с обеих сторон. Он устал так же, как и человек, ставший теперь его хозяином, но дрожал от ярости и страха, готовый в любой момент вырваться на свободу, если его попытаются объезжать. Он прядал ушами, раздувал ноздри, пытаясь уловить новые запахи, глаза рыскали по сторонам в поисках опасности. Ральф подошел прямо к нему с вытянутыми вперед руками. Лошадь успокоилась и стала смирно рядом со своим хозяином, как равный с равным. Мартин встал, как вкопанный, и уставился на жеребца, красивей которого никогда не видел. Мощные грудь и круп, нежность его головы и стройность ног создавали необыкновенное сочетание силы и красоты, так глубоко подействовавшее на Мартина, что он с трудом удержался от крика. Ральф продолжал говорить, нежно оглаживая мокрую шею великолепного скакуна.
– Черный, как ночь, быстрый, как ветер, сильный, как море! Ну, тихо, тихо! Мой черный, мой красивый! У меня нет для тебя достойного стойла, но я помещу тебя в самое лучшее, какое есть, пока не построю тебе дворец. Ну, пойдем, пойдем.
– Папа, – сказал наконец Мартин, – может быть, ты позволишь Гидеону отвести коня, я за тебя беспокоюсь, ты так измучен.
– Я назову его Варваром, – сказал Ральф, оглаживая жеребца и пропуская слова сына мимо ушей. – Для него нет достойного имени, поэтому я назову его так.
Мартину не удалось увести отца. Ральф настоял на том, что должен отвести скакуна сам, и оставался с ним до тех пор, пока тот не съел все, что он самолично ему приготовил. Даже когда жеребец поел и на глазах у него появилась пелена, свидетельствующая о том, что он засыпает, Ральф оставался рядом, то беседуя с конем, то обращаясь к Мартину. А затем, наконец, опять задал вопрос, на который так и не получил ответа:
– Где твоя мачеха? Почему она не пришла? Мартин понимал, что помощи ждать неоткуда, и твердо посмотрел на отца:
– Ее здесь нет, отец. Она в Лондоне, в Уайтхолле.
– Без меня? – прошептал Ральф. Он тупо смотрел на коня до тех пор, пока юноша не дотронулся до его руки и не сказал:
– Папа, пожалуйста, пойдем.
– Без меня... – повторил Ральф и встряхнул головой, словно надеясь прояснить мысли. Затем взглянул на Мартина – тот убрал руку и отшатнулся под суровым, злым взглядом отца. – Иди, Мартин, – тихо сказал он. – И проследи, чтобы меня не беспокоили.
– Отец...
– Я сейчас приду... Скоро. Иди, я сейчас. Варвар нервозно перебирал копытами, озираясь по сторонам в поисках, как ему казалось, невидимой опасности, не в состоянии забыть тот ужасный шум и качку на корабле, которые в его представлении, наверное, были чем-то вроде конца света. Сейчас человек был для него единственным знакомым существом, и Варвар смотрел на него, как на спасителя. Довольно долго человек стоял тихо, потом подошел ближе, обнял животное за шею и уткнулся ему в грудь. Жеребец напрягся, потом обмяк, и ощущение покоя влилось в человека, и он задышал глубоко и ровно.
