Йоханнес Йенсен - Норне-Гест
И еще одну зиму пережили Гест с Пиль на том же самом месте; ту же тьму, то же крушение всех надежд, – пока в воздухе не повеяло вновь весной, в самый разгар их сомнений.
Но когда лето вернулось вторично, оно вывело их из мира детства в новый неведомый мир.
БЕЛЫЕ НОЧИ
Далеко в глубине страны, на самом горизонте, волною вздымался лес, с широкой прогалиной на самом гребне волны. В прогалине светилось голубое небо, словно ворота в далекий новый мир; в них и устремились однажды весною Гест с Пиль; даль тянула их к себе, и они бежали, бежали вперед без устали.
День был ни теплый, ни холодный; солнце грело, но ветер дул прохладный; впервые в этом году они сбросили с себя зимнюю одежду, выползли из закопченных, надоевших шкур, словно бабочки из коконов, и выбежали на солнце нагие; но в воздухе еще холодно, хотя солнце печет; они бегут и согреваются на бегу; тело краснеет, щеки разгораются, но их обдувает ветерком, и они чувствуют себя легкими, как сам ветер, и горячими, как само солнце; воздух и солнце опьяняют их, молодой, прохладный лес обнимает их, небесная лазурь и пышные облака над их головами волнуют и радуют их; они бегут, мчатся, летят туда, на самый край света. Но вот они добежали до самого высокого места в лесу, до прогалины на вершине холма; отсюда видно далеко в глубь страны: их взорам открываются новые зеленые леса, неведомые долины, новый горизонт с далекими лесными воротами, и они бегут туда, бегут, бегут, бегут, то вверх на холмы, то вниз в долины, ни разу не оглянувшись назад; они – воздух, они – солнце, они – ветер, они – весь белый свет!
Гест бежит впереди, с луком в руках; на бегу он пускает стрелу; стрела летит перед ним, увлекая его в неведомую даль; он видит, как она устремляется в лазурную высь острием прямо в облака, потом накреняется и падает на землю; и Гест вместе с ней взлетает к небу и вместе с ней падает обратно наземь, разыскивает ее, снова пускает и снова бежит вперед. Он стреляет далеко, с силой оттягивает тетиву своего большого и тяжелого лука, который ему как раз впору; а длинная и гибкая стрела с раздвоенным кремневым наконечником сродни самой молнии; Гест украсил ее пером аиста, чтобы она взлетала повыше; он вкладывает в ее полет свою тоску, свое стремление; она летит между небом и землей, и он мысленно летит за нею.
Так бегут они вдвоем в глубь Зеландии, по обширным молодым лесам, прорезанным там и сям прогалинами, грядами холмов, на которых трепещут осинки, вперемежку с мощными древесными стволами, которые, как столбы, поддерживают на горизонте небо; они видят то, чего до них люди не видали: девственно тихие озера, окруженные со всех сторон стеною леса, холмы, поросшие вереском и можжевельником, откуда открывается вид на новые леса и голубые заливы, глубоко врезающиеся в берег. Они добежали до обширных, поросших травой степей, усеянных большими камнями, обрамленных вдали волнами теплого пара, напоенных ароматом полыни, опутанных тончайшей паутиной жаворонковых трелей, словно висящих в воздухе; добежали до ольховых зарослей и речек, где с громким плеском плавают бобры, гоня перед собой обглоданные сучья; добежали снова до открытой, волнистой местности, поросшей дерном, усеянной камнями и цветами; над нею реяли то вверх, то вниз, словно ткали в воздухе, легкокрылые ласточки, а над ними парил сокол, то ныряя, то взлетая в лазурь небес…
Гест пустил в него свою стрелу и кинулся за нею вдогонку по высокой траве; волосы его развеваются на бегу… Он оглядывается и видит бегущую за ним подругу; она быстра, легка, как ветер; едва касается ногами земли; длинные волосы колышутся на бегу вместе с ожерельем из волчьих зубов; в одной руке у нее охапка полевых цветов, в другой красивое птичье перо; рот полуоткрыт; она несется, летит… И тут Гест открывает, что это вовсе не маленькая Пиль, а длинноногая молодая девушка с красивыми округлыми руками, подобно летнему ветру, несется по траве и цветам…
Но и она, в свою очередь, замечает, что впереди бежит уже не мальчик, а молодой охотник, с высоко поднятой головой на широких плечах; она слышит его зов, его охотничий клич, брошенный в небо… Вот он снова бежит вперед, приостанавливается, стреляет и вновь бежит высокими прыжками, подобно оленю… Она тряхнула волосами, выпрямила грудь и побежала за ним. Скоро оба они затерялись в степи, скрылись в солнечном блеске обширных полей.
Лиса вылезла из своей норы между камнями и потянула носом воздух, глядя вслед убежавшим; она чует неладное. Какие странные эти люди! Она часто видела и прежде мужчин, преследующих женщину; но здесь было совсем наоборот: огромный, дюжий парень во все лопатки удирал, преследуемый девушкой. Фу, – лисица морщит нос, – странные эти люди!.. Повернулась, вильнула хвостом и скрылась между камнями.
Безлюдные, девственно тихие стелются обширные степи, окутанные в паутину жаворонковых трелей сверху и тонкого летнего пчелиного жужжания снизу. Облака живут своей воздушной жизнью; одиноко совершает свой путь всемогущее солнце; долгий, ароматный летний день спокойно ждет своего конца.
Устав светить, солнце скрылось за горы. И вместе с росой с неба спускаются жаворонки, прорезывая воздух косым полетом и на минутку задерживаясь над высокой травой, прежде чем юркнуть в свое гнездышко, чтобы отдохнуть от пения.
Мир полон зеленой прохлады; всюду короткое затишье, пока сумерки расползаются между камнями, смешиваясь с вечерним туманом; зажигаются звезды, холодные, мелкие. Скоро раздаются другие поздние голоса: сумеречный крик совы, вечернее гуденье странствующего навозного жука. Из потемневшей рощи доносится протяжное, колдовское карканье ночного ворона, из болота – сонное кваканье лягушек.
День умер. Но мрак не наступает: на севере, где зашло солнце, уже брезжит новый день; небо светится, светлой дымкой окутаны степь и лесная опушка, ясно видны дремлющие вершины белых облаков; ночь голубая-голубая; кусты разбухают от тумана, из их чащи выступают белые ночные призраки. Свободно и мощно всплывает над краем земли полная луна; разинув рот, ослепленная, она глядит в ту сторону, где скрылось солнце; за луной следует крупная белая спокойная звезда. Вдали в лесах плутает эхо; волк лает на луну, тявкает и прыгает с досады на такое чудо. Но луна живет своей круглой жизнью в небе, подымается выше и парит в одиночестве, скользит над тихими озерами, купая в них свое отражение и безжизненным взором слепого озирает спящие леса и холмы вдали.
Далеко в глубине страны, у воды, между березами горит костер, звери издали поводят носом и останавливаются на освещенных луной прогалинах, не смея идти дальше; в этих безлюдных местах никто прежде не видал огня, а тем более не чуял запаха жареного мяса; чего доброго, и их всех поджарят да съедят! Яркое пламя пышет от костра, и дым ясно виден – ночь светла; время от времени перед огнем проходит черная двуногая тень; нет никаких сомнений: сюда пожаловал человек со своим огненным чудом.
