Эльвира Барякина - Белый Шанхай
— Все-таки Эдне невероятно повезло, что ее муж сумел вырваться от бандитов, — повторяла Урсула.
Клим кивал, но думал совсем о другом. Если он предложит Нине начать все заново, что она ответит? «Давай останемся друзьями?» Или все-таки сменит гнев на милость? Может, она не случайно сказала, что с разводом ничего не выйдет?
Отослав телеграммы, Клим чуть ли не бегом бросился на станцию, но когда он вышел на платформу, ему показалось, что он попал не туда, куда надо: на путях стояли пустые вагоны товарняка.
— Где поезд, который вчера прибыл из Шанхая? — спросил Клим у молодого китайца в железнодорожной форме.
Тот посмотрел на него поверх круглых очков.
— Он давно уехал.
4
Женщина всегда чувствует, когда близость с ней наполняется для мужчины особым смыслом и когда он испытывает пронзительное, остро переживаемое счастье от самой возможности обнимать ее.
Прошлой ночью все было именно так, и Нина страшно изумилась, когда обнаружила, что Клим исчез, не сказав ей ни слова.
Она сидела у окна и ждала его, но прошел час, другой, третий, а Клима все не было. Этому было только одно объяснение: он показал Нине, что она упустила, и ушел, не желая связываться с предательницей.
Теперь она проклинала себя: как можно было усомниться в Климе? Ведь он умный, талантливый и способный на большие поступки! Подумать только — не прошло и полугода, как он устроился в Шанхае и, судя по всему, гораздо лучше, чем его непутевая жена.
Нина бросила Клима не ради кого-то другого, а ради несуществующего «более подходящего мужчины», который должен был появиться в будущем. Увы, свобода не принесла ей ничего, кроме добровольного, но все же унизительного рабства у Тамары. Что касается истории с фотокарточкой Даниэля Бернара, то это было свидетельство полного фиаско.
Если бы Нина не сбежала с Иржи, она бы получила все, что хотела, и при этом сохранила семью, доброе имя и чистую совесть. А теперь как быть? Проситься назад к Климу? Да примет ли он ее — тем более, когда узнает, в какую аферу она впуталась?
Раздался стук в дверь, Нина вскочила — но это был всего лишь Иржи.
— Даниэль Бернар сбежал из плена! — взволнованно проговорил он. — Он поедет в Шанхай на нашем поезде!
Обессилев от разочарования, Нина опустилась на диван. Да пошел он к черту, этот Даниэль Бернар! Какое ей до него дело?
В конце коридора послышался голос проводника:
— Господа, поезд отправляется через пятнадцать минут! Просьба приготовить обратные билеты.
Нина взглянула на часы: полвторого. Клим не вернется: он ведь сразу сказал, что хочет развестись.
— Вы в порядке? — обеспокоенно спросил Иржи. — На вас лица нет…
— Мы едем домой, — упавшим голосом отозвалась Нина.
5
Иржи то и дело стучался в Нинино купе и пересказывал, что происходит с Даниэлем Бернаром: то он сходил пообедать в вагон-ресторан, то к нему с визитом явился начальник поезда.
Нина не выдержала и спряталась от Лабуды на открытой площадке последнего вагона — чтобы хоть немного побыть в одиночестве.
Стучали колеса, ветер гнал волны по зеленым полям гаоляна, а Нина стояла, вцепившись в поручень, и плакала.
Ее раскаяние сменились гневом:
— Мы еще посмотрим, кто кого! — шептала она. — Ты еще сам обо всем пожалеешь!
Двери разъехались в стороны, Нина повернулась и в испуге отпрянула: на площадку вышел человек с багровым шелушащимся лицом. Это был «герой ее романа»: Иржи описал Нине его внешний вид.
Закурив, Даниэль подошел к перилам, и они с Ниной долго стояли в молчании. Время от времени она бросала на него недоуменные взгляды: в жизни мистер Бернар оказался угловатым, взъерошенным типом с излишне резкими движениями.
Он тоже поглядывал на Нину.
— У вас очень интересное лицо, — произнес Даниэль. — Никогда раньше не видел такого.
Нина посмотрела на свое отражение в застекленной двери и охнула: она была чумазой, как шахтер. Оказалось, что поручень, за который она держалась, был перемазан в паровозной копоти и, вытирая слезы, Нина испачкала себе щеки.
— Что же вы ничего не сказали?! — возмутилась она. — У вас есть носовой платок?
Даниэль улыбнулся.
— Есть, но я его вам не дам. Если вы превратитесь в нормальную женщину, у меня не хватит духу разговаривать с вами. А так мы даже дополняем друг друга: красное и черное хорошо смотрятся вместе.
Нина растерялась, не понимая, над кем он иронизирует — над ней или над собой.
— Давайте считать себя драгоценностями, спрятанными под невзрачной оболочкой? — миролюбиво предложил Даниэль. — Вы когда-нибудь слышали историю об Императорской печати Китая?
— Вам что, поболтать не с кем? — нахмурилась Нина.
Даниэль пожал плечами:
— Мне показалось, что с вами болтать приятнее, чем с начальником поезда: он мне до смерти надоел. Так слушайте историю: давным-давно человек по имени Бянь Хэ нашел среди холмов кусок нефритовой породы и отнес его князю. Увы, беднягу прогнали со двора. Когда на престол взошел следующий правитель, Бянь Хэ предложил ему свою находку, но опять ничего не добился. Только третий князь распознал, что имеет дело с редким сокровищем. Он повелел вырезать из нефрита символ неба — ритуальный диск би, и вскоре слава об этом разнеслась по всему Китаю. За драгоценный би отдавали города и разрушали царства, и через сотни лет он оказался в руках императора Цинь Шихуанди, который сделал из него наследственную печать. Тот, кто владел ею, получал мандат Небес на правление империей. Мораль: не спешите отвергать неказистые куски породы.
Даниэль явно имел в виду себя, но Нине почудился в его рассказе намек на Клима.
— А где сейчас эта печать? — спросила она.
— Больше тысячи лет ее передавали из поколение в поколение, а потом она пропала при невыясненных обстоятельствах. Достоверно известно только одно: у последних двух династий не было мандата Небес, и дело кончилось распадом империи.
Оказалось, что Даниэль может бесконечно рассказывать о способах выделки фарфора, древних свитках и великих библиотечных катастрофах, во время которых завоеватели месяцами жгли трактаты, накопленные поколениями мудрецов. Его истории были настолько увлекательными, что Нина забыла даже о копоти на щеках.
Два часа пролетели как ни бывало. Можно было только удивляться тому, как быстро Даниэль сумел расположить ее к себе. Все-таки Нина не могла устоять против великолепного образования и чувства собственного достоинства, приправленного легкой самоиронией.
