Мишель Зевако - Коррида
– Не смейтесь надо мной, шевалье, именно это последнее предложение и спасло меня. Я подумал о своей маленькой Жиральде, ведь она всем сердцем полюбила меня еще в то время, когда я был бедным тореадором. Я понял, что ее жизни может угрожать опасность. Я понял, что она непременно станет первой жертвой моей подлости и что для того, чтобы взойти по ступеням трона, мне придется переступить через мертвое тело невинной влюбленной, принесенной в жертву. И, клянусь вам, мне стало очень стыдно.
«Любовь, любовь! – подумал Пардальян. – Пусть теперь кто-нибудь попробует отрицать твое всемогущество!»
А вслух он насмешливо сказал:
– Стало быть, вы совершили это безумство, вы отказались от предложений Фаусты?
– Я не успел отказаться.
– Ну, тогда еще не все потеряно, – продолжал Пардальян еще более насмешливо.
– Принцесса не дала мне договорить. Она потребовала, чтобы я отложил свой ответ до послезавтра.
– Зачем такая отсрочка? – насторожился Пардальян.
– Она уверяет, что завтра произойдут события, которые повлияют на мое решение.
– Вот оно что! И какие же это события?
– Принцесса не захотела вдаваться в какие-либо подробности.
Заметим, что дон Сезар обошел молчанием все, что касалось обещанного ему Фаустой покушения на его жизнь. Означало ли это, что он ей не поверил? Напротив, все склоняло его к мысли, что она сказала правду. Однако Фауста говорила о целой снаряженной армии, она говорила о бунте, о настоящем сражении, а в этом Тореро очень сомневался, полагая, что принцесса изрядно преувеличила. Если бы он знал Фаусту получше, подобное предположение не пришло бы ему в голову и, возможно, он обо всем сообщил бы Пардальяну. Но нет, юноша решил, что речь идет о заурядной попытке убийства, и счел бы себя опозоренным, если бы из-за такой малости стал просить кого-то о помощи. Позже ему пришлось горько раскаяться в таком ложном понимании чести.
Шевалье, со своей стороны, пытался сам добраться до истины, чувствуя, что молодой человек чего-то недоговаривает. Ему оказалось несложно догадаться о сути дела – ведь он слышал, как принцесса призывала заговорщиков отправиться на корриду, чтобы спасти принца, которому угрожает гибель. Из этого он сделал про себя заключение: «Да, он по-настоящему храбр. Он знает, что подвергнется нападению, но ничего не говорит мне. Он из той породы храбрецов, что никогда не зовут на помощь и рассчитывают только на себя. По счастью, мне все известно, и я тоже буду на корриде».
Вслух же он только сказал:
– Вот я и говорю – не все еще потеряно. Послезавтра вы сможете сообщить принцессе, что согласны стать ее счастливым супругом.
– Ни послезавтра, ни вообще никогда этого не произойдет, – отрезал дон Сезар. – Надеюсь, я вообще ее больше не увижу. По крайней мере, я не предприму ничего, чтобы встретиться с ней. Я совершенно твердо убежден: никакой я не сын короля и у меня нет никаких прав наследовать престол, меня попросту обманывают и вынуждают совершить бесчестный поступок. Но даже если я вдруг и являюсь сыном короля, даже если я и имею право на этот трон, мое решение бесповоротно: я – Тореро, Тореро я и останусь. Я уже сказал вам: для того чтобы я согласился, нужно было бы, чтобы король захотел добровольно признать меня. На сей счет я абсолютно спокоен.
Что же касается союза с госпожой Фаустой (заметьте, прошу вас, – я не произношу слова «любовь»; она и сама потрудилась предупредить меня о том, что между нами не может идти речь о любви), то у меня есть любовь моей Жиральды, и этого мне достаточно.
Глаза Пардальяна сверкали от радости. Он чувствовал, что его собеседник вполне искренен и настроен весьма решительно. Однако шевалье сделал еще одну, последнюю попытку испытать дона Сезара.
– Ба! – воскликнул он. – Подумайте хорошенько. Корона – это все-таки корона. Я еще не встречал смертного, у которого хватило бы благородства и твердости характера, дабы отказаться от нее.
– Отлично! – с улыбкой откликнулся Тореро. – Значит, я и стану этой редкой пташкой. Клянусь вам, шевалье, и прошу вас не оскорблять меня своим недоверием: все будет так, как я решил, – я останусь Тореро и буду счастливым мужем Жиральды. Не добавляйте ни слова, вам не удастся переубедить меня. Лучше позвольте мне попросить вас об услуге.
– Хоть о десяти, хоть о ста, – ответил шевалье; он был очень взволнован. – Вы прекрасно знаете, черт возьми, что я всецело предан вам.
– Благодарю, – просто сказал Тореро. – Признаюсь, я рассчитывал на такой ответ. Вот в чем дело: у меня есть причины полагать, что воздух моей страны вреден и мне, и моей возлюбленной.
– Я придерживаюсь точно такого же мнения, – озабоченно кивнул Пардальян.
– Поэтому я хотел бы вас попросить, если это не слишком обременит вас, взять нас с собой в вашу прекрасную страну, во Францию.
– Черт возьми! И это вы называете – попросить об услуге? Да клянусь рогами сатаны, это вы оказываете мне услугу, соглашаясь составить компанию такому одинокому бродяге, как я!
– Значит, договорились? Когда с делами, которые вы должны здесь уладить, будет покончено, e3v с вами. Мне кажется, что в вашей стране я смогу добиться себе места под солнцем, не изменяя своей чести.
– Будьте спокойны, я буду не я, если вам не удастся сделаться счастливым жителем моей прекрасной Франции!
– И еще одно, – продолжал Тореро со сдерживаемым волнением. – Если со мной случится несчастье…
– А! – протянул Пардальян, весь напрягшись.
– Надо предвидеть все… Я поручаю вам Жиральду. Любите ее, берегите и не оставляйте здесь… ибо ее убьют. Пожалуйста, обещайте мне это.
– Обещаю, – сказал кратко Пардальян. – Ваша невеста станет моей сестрой, и горе тому, кто посмеет задеть ее.
– Теперь я совершенно спокоен, шевалье. Я знаю, сколь священно ваше слово.
– Ну так вот! – Пардальяна внезапно словно прорвало. – Хотите, я скажу вам, что я думаю? Вы правильно поступили, отклонив предложения Фаусты. Если даже вы и страдали, отказываясь от предложенной вам короны (о, не отрицайте, это, в сущности, естественно), если вы испытали сожаление, то утешьтесь: вы такой же сын короля Филиппа, как и я.
– А, так я и думал! – торжествующе воскликнул дон Сезар. – Но вы-то откуда это знаете? Как вы можете говорить с такой убежденностью?
– Мне известно многое, что я объясню вам позже, даю вам слово. А пока довольствуйтесь следующим: вы не являетесь сыном короля и вы не имели никаких прав на предложенную вам корону.
И продолжал торжественно, что произвело огромное впечатление на Тореро:
– Но точно так же вы не имеете права ненавидеть короля Филиппа. Вам следует отказаться от некоторых своих планов мести – помнится, вы мне говорили о них. Иначе вы совершите преступление, вы слышите – тяжкое преступление!