Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
Герцог вздрогнул и сжал зубы.
— К тому же, как ни прискорбно, вам не удалось оправдаться или хотя бы как‑то вразумительно объясниться, — продолжал между тем король со вздохом некоторого сожаления. — Поэтому решение мое твердо и окончательно.
Герцог снова вздрогнул. Он стоял, чуть подавшись вперед, словно готовился принять следующий удар.
И этот удар последовал — король под конец своей речи сурово и надменно произнес:
— Я полагаю, Анатоль Бофор, что вы добровольно сложите с себя свой титул. Поскольку я намереваюсь пожаловать его более достойному — в вознаграждение за перенесенные страдания и горе… — Он горько усмехнулся. — Прощания не надо — не станем устраивать сцен. Вы сами заставили меня поступить так.
Король отвернулся и, подав руку маркизу, направился с ним обратно во дворец.
Анатоль Бофор остался один. Он неотрывно следил, как его злейший враг не спеша уходит по аллее под руку с королем.
«Ты поплатишься за это, жалкий ублюдок, — с дикой ненавистью подумал он. — Наши счеты не кончены. Тебе посчастливилось отомстить и низвергнуть меня, но я увлеку тебя за собой. Не радуйся преждевременно‚ — Бофор сражается до последнего вздоха. Ты не уйдешь от расплаты, даже если это будет стоить жизни мне самому!»
Медленно идя по аллее, король никак не мог успокоиться.
Марсель, помолчав, проговорил с признательностью:
— Благодарю вас, ваше величество. Вы воздали должное за страдания моей несчастной матери и за страдания доброго старого Абу Короноса.
— Пусть герцогу и не вздумается показываться мне на глаза, — с отвращением сказал король и, покосившись на сына, спросил: — Так это ты все это время скрывался под Черной маской?
Марсель кивнул и пояснил:
— Я пользовался ею, чтобы привлечь ваше внимание к моим словам, вовсе не подозревая, как близка вам та, за которую я хотел отомстить.
— Да, — задумчиво проговорил король. — Все было бы проще, если бы мы не были уверены, что твоя мать умерла.
— Но она, к счастью, жива. — Марсель коротко вздохнул. — Она являлась мне в Бастилии и, наконец, сумела освободить меня. Она появлялась и в Тулоне, пытаясь спасти меня, несмотря на опасности и препятствия… Так и распространился слух о привидении в Бастилии. Я, пожалуй, как‑нибудь загляну туда и объясню коменданту это заблуждение.
Король оживился:
— Я ведь тоже видел привидение Бастилии и даже говорил с ним‚ — оно заклинало меня помочь кому‑то, будя воспоминания моей молодости… Но оставим, сын мой, эти грустные воспоминания. Герцог теперь лишен власти, и опасности больше нет ни для тебя, ни для твоей матери. А я при первом же удобном случае заеду в твой дворец, чтобы навестить бедную, но наконец‑то отомщенную Серафи.
Король умолк, и остаток пути до дворца они проделали в задумчивом молчании.
Бофор осторожно крался за ничего не подозревавшими собеседниками, прячась в тени деревьев. Он сумел подслушать большую часть беседы.
«Ах, так, значит, ты хочешь заглянуть в Бастилию? — подумал он злорадно, услышав слова Марселя. — Ну что ж, поезжай, и ты убедишься сам, что нельзя безнаказанно погубить Бофора… Я раздавлю тебя!» Глаза герцога горели злобой, лицо искажала гримаса. Ему в голову пришла очень важная мысль, и теперь он лихорадочно обдумывал ее, пробираясь к выходу из сада.
XXX. КОНЧИНА СЕРАФИ
Гассан усердно выполнял поручение своего господина, охраняя покой его матери, поселившейся во дворце Роган. Адриенна не отходила от ее ложа, готовая исполнить малейшее желание больной, чья жизнь наконец‑то протекала в спокойствии и безопасности.
И вот однажды Серафи с какой‑то просветленной грустью промолвила, обращаясь к Адриенне:
— Я чувствую, что твои утомительные заботы обо мне скоро кончатся… — И тихо и кротко добавила: — Мой последний час совсем близок.
Адриенна встрепенулась и с жаром проговорила:
— Не верьте этим предчувствиям! Вам еще рано умирать! Я верю, я знаю, что Небо продлит вашу жизнь на долгие годы!
Но Серафи снова кротко промолвила:
— Пора на покой. Отныне Марсель, слава Богу, имеет могущественного покровителя. И что же может теперь удерживать меня на земле, где я жила только ради борьбы за сына? Борьба окончилась, пора на покой.
Адриенна заплакала.
— Я знаю твою любовь и привязанность, — продолжала Серафи. — И благословляю сына за то, что он избрал тебя спутницей своей жизни. — Она помолчала. Неясная тень тревоги пробежала по ее бледному лицу. Женщина с видимым беспокойством проговорила: — Только иногда, в ночные часы‚ меня охватывает безотчетный страх за Марселя. Я вижу перед собой мрачную тень, которая мечется, подстерегая Марселя, и тогда невыразимый ужас закрадывается мне в сердце…
— Не бойтесь ничего, госпожа Каванак, — успокаивала ее Адриенна. — Марсель счастливо избежал множества смертельных опасностей, и никакие преследования ему больше не страшны.
— Ты ведь знаешь, Адриенна, чьей ненависти я больше всего боюсь, — печально проговорила Серафи. — Пока Анатоль обладает властью, он будет пользоваться ею, чтобы погубить Марселя… Правда, король на стороне нашего сына, но и самому королю нелегко предотвратить козни такого грозного врага.
Но Адриенна стояла на своем:
— Марсель полон мужества и силы!
— Я непрестанно молюсь Богу, чтобы тот уберег его! — Серафи помолчала. — У меня осталось совсем мало желаний. Одно из них — еще раз повидаться с сыном перед смертью… — Она снова умолкла, словно что‑то вспоминая. — И еще одно. Оно зародилось в моей душе еще в те незабвенные времена. В Сорбоне я прожила лучшую пору своей жизни. За прудом в парке, там, где стоит жасминная беседка, в дремучей тени старых дубов‚ — там я хочу найти приют последнего успокоения.
Адриенна горько плакала, едва сумев вымолвить сквозь слезы:
— У меня надрывается сердце, госпожа Каванак, когда вы говорите о смерти.
Серафи откинулась на подушки и, передохнув, с грустной улыбкой посмотрела на плачущую девушку.
— Не надо так огорчаться, милая Адриенна. Всему наступает свой срок. И поэтому, если Марсель захочет со мной повидаться, ему надо поторопиться. Через несколько часов наступит ночь, а завтра — мой последний день…
Эти ее слова еще больше взволновали Адриенну. Она растерялась — что же делать?
Серафи находилась в состоянии, близком к ясновидению, и, по–видимому, сама не сознавала того, что говорила, следуя какому‑то внутреннему голосу.
Взглянув затуманенными от слез глазами на неподвижно лежавшую женщину, Адриенна вдруг инстинктивно поняла, что ее просьбу надо выполнить — и как можно скорей, пока не поздно. И‚ выбежав в прихожую, она послала первого же попавшегося слугу в Версаль за Марселем.
