Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич
И вот видения прекратились.
Я сошел с пожарища, обошел вокруг сгоревшего дома боярыни. Судя по всему, ранен холоп был серьезно. С таким ранением и мешком далеко не уползешь. На пепелище обгоревших человеческих останков нет. Стало быть, надо искать следы пропавшего мешка за домом.
Где же здесь может быть тайник? Понятное дело, холоп лучше боярыни должен знать, где на заднем дворе есть потаенные места, и куда мешок спрятать можно.
Я начал обходить подворье. На заднем дворе стояли хозяйственные постройки — амбар с сорванным замком и распахнутой настежь дверью, сарай, дверь которого валялась рядом. Для очистки совести я добросовестно заглянул в них. Пусто! Нет, не стал бы холоп прятать здесь ценности.
Я прошел дальше. Чем это так воняет? В отдалении стоял сарайчик. Судя но запаху — загон для свиней. «Вот! Свиньи!» — мелькнула дерзкая мысль. Татар из живности интересовали овцы, коровы, лошади и вся домашняя птица — утки, куры, индюки. Есть свиное мясо им вера их мусульманская запрещала. Потому к свинарникам они брезговали даже подходить.
Я решительно направился к свинарнику. Заслышав мои шаги, свиньи захрюкали, завизжали. Понятно — жрать хотят. В круговороте событий скотину никто не кормил и не поил. Самим бы уцелеть!
Я заглянул за свинарник. Вот он! Седой старик лежал на животе, прикрывая собой мешок — видно, старался укрыть его от посторонних взоров.
«Прости, отец!» — я перевернул мертвого холопа на спину, поднял окровавленный мешок и вернулся к пепелищу.
Да, повезло боярыне! Можно звать всех.
— Василиса! Федор! Идите сюда!
Быстрым шагом оба подошли и выжидающе посмотрели на меня.
— Нашел я ценности твои, боярыня! Вот они, в татарском мешке. Посмотри, твое ли?
От вида окровавленного мешка боярыня побледнела, но держалась. Я кивнул Федьке. Федор взрезал ножом веревку у горловины мешка и высыпал содержимое его на землю. Покатились монеты, звякнул серебряный подсвечник, золотая ендова, блеснула в лучах солнца подвеска, из травы засиял драгоценный камень перстенька.
— Мое! — сразу вскрикнула Василиса.
Лицо ее просветлело, и она кинулась мне в ноги.
— Великая благодарность тебе, князь! Сам Господь тебя ко мне послал!
— Не меня благодари, боярыня, за спасение ценностей твоих. Я что — я только нашел их. А добро твое старый холоп твой спас. Он и татарина, умыкнувшего сокровища твои, убил. За свинарником сейчас лежит, бездыханный. Вот он — герой!
— Неуж Порфирий это? Я еще малая была, а он у тятеньки моего уже служил.
Василиса пошла в конец двора, заглянула за сарай и вскрикнула в испуге: «Бедный Порфирий!»
— Похорони его по-человечески, да в церкви прежде отпой. Заслужил холоп таких почестей службой верною.
Боярыня смахнула слезу со щеки.
— Выполню все, Георгий Игнатьевич.
— Тогда прощай, Василиса! Поедем мы.
— Постой!
Василиса подошла ко мне, порывисто обняла да и поцеловала — горячо, в самые губы.
— Доброго соседа мне Господь послал — не то что негодяй Никифоров. Князь, может, примешь меня под свою руку?
— С защитой всегда помогу, только гонца сразу посылай, как тревожное что почувствуешь, да надежного, а не такого, как Гришка!
— Уж урок этот я запомнила. Теперь прощай, князь!
Я приготовился дать команду ратникам и взглянул на Федора. Он теребил в руках шапку, и взгляд его был какой-то непривычно задумчивый.
— Случилось что?
— Князь, — нерешительно начал десятник, — позволь слово молвить.
Я вопросительно посмотрел на Федьку.
— Скажи, тот трофей, что мы в деревне этой у татар отбили — наш ноне?
— Конечно. А что?
— Мы, — он оглянулся на притихших ратников, — в общем, меж собой мы порешили так: пущай эти пожитки окуневским погорельцам и останутся. Ну невмоготу нам смотреть, как бабы убиваются на пепелищах, и детки голодные надрываются. Не принимает душа христианская последнее забирать, коль знаем, чье это. Не татары же мы! — Федька перевел дух. — А нам и того добра хватит, что на подводах лежало, на берегу, те пожитки — не отсель.
Я, признаться, в душе ожидал этого от ратников своих, но не вмешивался в события. Они жизнями рисковали, многие ранены — холстинами наскоро раны свои перевязали, и потому это — их выбор!
— Ну конечно. То по совести будет, и я рад, что вы так порешили.
Василиса, стоявшая рядом, слушала, не находя слов. Лишь слезы стекали с ее щек на подбородок.
Федька махнул рукой стоявшим поодаль ратникам. Те мигом сгрузили узлы с пожитками окуневских крестьян и бережно поставили их в ряд.
— Ну что ж, пора прощаться, Василиса! Дела!
Я скомандовал «По коням!», и ратники с небольшим обозом тронулись в путь. Раненые, что не могли сами в седле держаться, ехали на подводах.
Я оглянулся и увидел, как Василиса, одной рукой вытирая слезы с подбородка, другой осеняла нас вослед крестным знамением.
Мы выехали из деревни на дорогу, ведущую в Охлопково, но еще долго слышались плач и стенания, раздававшиеся почти из каждой избы.
Ехали не спеша. Все устали — ночь-то выдалась бессонной. Да, победа была нашей, но с привкусом горечи — много русских людей погибло. А не приди мы на помощь вовремя, еще больше было бы убитых, а живые — угнаны в рабство. И еще одна русская деревня была бы стерта с лица земли.
Меня одолевали тяжкие раздумья. Как свести к минимуму потери при набегах татар? Предотвратить набеги я своей малой ратью не могу — не в моих это силах. Заставы на порубежье стоят, немалые силы на то тратятся, а все равно небольшие банды прорываются, просачиваются на Русь. Стало быть, надо сделать две простые вещи. Во-первых, поставить в усадьбе на высоком месте вышку или хотя бы пока на высоком дереве соорудить площадку для наблюдения ратником. При пожаре, или если татары вдали покажутся, он упредить дружину успеет.
И второе. Необходимо с соседями объединяться — с теми, у кого рати малые есть. Сообща отбиваться сподручнее. Ладно вот как сейчас, когда татар мало было — одолели басурман. А если пройдет отряд побольше, даже полусотня? Что бы я тогда смог сделать со своим десятком?
Когда неприятель — казанцы или крымчаки — большой силой идут, о том лазутчики да заставы наместника в Коломне или самого государя известят. Навстречу врагу сильному большое войско двинется. Но кто будет собирать многотысячную рать на сотню татар? Никто, даже наместник Коломны не успеет этого сделать. Сожгут татары одну-две деревни, как сейчас, и назад ускачут с добычей.
Потому самим боярам нужно привлекать к защите своей поместных дворян. Когда нападение произошло, можно послать гонца к наместнику — в ту же Коломну. Но пока соберутся малые дружины сел и деревень, татары уже успеют вдоволь побесчинствовать, людей побить и в полон увести. А преследовать их на землях Дикого поля не принято было. Местность чужая, незнакомая. Татарин все пути-дороги знает, и каждый встречный — земляк ему.
Для нас же встречный — враг или лазутчик. И воинам нашим за рекой непросто: хоть трава в Диком поле и растет — есть чем коней кормить, так ведь и вода нужна. Знать надо, где колодцы, ручьи и речушки. А сейчас даже мордва, живущая по соседству, вся под татарином, и нам они — враги покамест.
Добрались до Охлопково. Еще на лесной дороге, не доезжая деревни, из леса навстречу нам вышли ратники Макара.
— Свои! Ну слава богу! Что там стряслось?
— Татары на Окунево напали, да мы их побили, но и раненые, видите, есть у нас.
— С победою вас! Да, досталось и нашим хлопцам… — ратники с сочувствием смотрели на пострадавших товарищей. — А что на подводах? Никак с трофеями вы? — Они завистливо поцокали языками.
Молодец Макар, дозор выставил, хотя большой силы он не представлял. Пищалей нет, коней тоже — надолго задержать татар такой дозор бы не смог. Надо, и причем срочно заняться безопасностью.
Завтра же отправлю Макара с подводой в Коломну. Пусть покупает коней и пищали, вижу — пора пришла. Придется отложить дела и заняться защитой поместья. В противном случае все, что построено с таким трудом, пожечь могут татары, холопов убить или угнать в полон. И прекратит свое существование вотчина князя Михайлова, останется лишь выжженная земля. Ну — нет, пока я жив, не допущу такого!
