Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи
— Я вижу здесь признаки мести со стороны политических врагов ордена иезуитов. — Свойственная маркизу неизменно безукоризненная и благородная манера одеваться придавала еще большую значимость произносимым им словам. — Поскольку жертвой данного подлого преступления является лицо, стоящее во главе иезуитов Испании, было бы неразумно пытаться усматривать в совершенном преступлении какой-либо другой мотив, кроме как причинение вреда этой организации. — Маркиз пристально посмотрел на королевского исповедника. — Вам хорошо известно, какую лютую ненависть вызываете вы как королевский исповедник, потому что есть недоброжелатели, которые считают вас еще одним министром правительства, сующим свой нос во все наиболее важные дела, касающиеся Церкви. А еще вам хорошо известно, что и внутри самой католической церкви раздаются критические голоса, выступающие против все возрастающей власти иезуитов. Я, конечно, не хочу сказать, что другие религиозные ордены могут оказаться замешанными в столь тяжком преступлении, однако все мы знаем, что доминиканцы, францисканцы и августинцы — и не только они — всячески пытаются подорвать репутацию вашего ордена — иногда хитростью, а иногда и руками менее набожных людей.
— Нас обвиняют в янсенизме и в неподчинении воле монарха — это касается наших миссионеров в заморских владениях Испании. — Раваго сожалел о смерти своего брата по вере, но он также сожалел и об имевшем место в обществе неправильном понимании роли и задач иезуитов, поддерживаемом многими из коллег-церковников. — А еще — в том, что мы манипулируем волей короля Фердинанда, к чему якобы прилагаю руку именно я. Я, как и вы, вижу в этом преступлении политический умысел, и это необходимо учесть при расследовании.
— Мы оба понимаем, кого сейчас имеем в виду. — Маркиз повернулся к Тревелесу. — Однако мы не станем называть вам имена этих людей, пока вы не закончите предварительное следствие и пока не будет проведено вскрытие трупа, потому что могут появиться новые улики, которые направят наши мысли совсем в другом направлении.
Алькальд Тревелес вполне мог догадаться, кто является объектом подозрений маркиза, однако он согласился с разумностью предложенного им подхода. Прежде чем уйти, он заверил своих собеседников, что если следствие даст какие-либо результаты, то он немедленно поставит их обоих в известность.
Когда и де ла Энсенада покинул кабинет королевского исповедника, Раваго решил начать действовать по собственному плану выявления виновных в убийстве Кастро. Он был почти уверен, что улики нужно искать прежде всего в окружении английского посла Кина. Интуиция, конечно, могла его и подвести, однако всем было известно, какую ненависть испытывал этот англичанин к иезуитам и с какой симпатией он относился ко многим из их заклятых врагов — в частности к масонам. Впрочем, имея среди масонов такого толкового и надежного соглядатая, как Вальмохада, Раваго надеялся, что сумеет справиться и с ними, и с английским послом.
Послеобеденная — ближе к вечеру, но задолго до наступления сумерек — прогулка в карете по району Прадо-де-лос-Реколетос была для мадридской знати почти обязательным мероприятием, а заодно и способом узнать все наиболее важные новости дня. Кроме того, эта прогулка позволяла узнать о последних тенденциях женской моды, поглазеть на красочные одеяния щеголей и модниц и, присмотревшись к каретам знати, определить, кто из аристократов за какой дамой в данный момент ухаживает.
Дело клонилось к вечеру, когда Мария Эмилия отправилась на прогулку вместе со своим поклонником Хоакином Тревелесом в принадлежавшем ему открытом экипаже. Они ехали в прохладной тени ветвистых каштанов, и Мария Эмилия, интересуясь всем, что происходит вокруг, здороваясь то с одними, то с другими ехавшими навстречу знакомыми, успевала при этом еще и внимательно слушать своего спутника, рассказывающего о подробностях происшедшего этим утром ужасного преступления.
Слушая Тревелеса, она то и дело бросала быстрые взгляды на прически женщин, стараясь понять, какой был вложен в прическу смысл: существовала мода на то, чтобы парикмахеры, укладывая волосы, выражали некое послание. Всего было три варианта: «занята», «флиртую» и «свободна».
Мария Эмилия слегка поправила свою прическу, недовольная тем, что она была уж слишком высокой. Над ее волосами сегодня потрудился французский парикмахер четы Бенавенте, приходивший в полдень в их резиденцию.
Спутник Марии Эмилии, занимавшийся расследованием и рассмотрением в суде уголовных преступлений, совершенных в радиусе пяти лиг[6] от королевского дворца, был, похоже, очень сильно обеспокоен свалившейся сегодня на него огромной ответственностью.
Мария Эмилия внимательно его слушала, но при этом изо всех сил старалась разглядеть, кто же из аристократов на этот раз сопровождает герцогиню де Аркос, потому как с ее места этого человека было плохо видно.
— Думаю, что кроме ужасного события, происшедшего сегодня, через твои руки проходит множество дел по расследованию преступлений, — судя по тому, что ты очень редко даришь мне подобные прогулки.
Хотя Мария Эмилия с пониманием относилась к заботам, мучившим Тревелеса, она следовала и советам своей подруги Фаустины по поводу того, как можно привлечь к себе его внимание, потому что графиня была большим специалистом в вопросах взаимоотношений с мужчинами и хорошо понимала их психологию. Еще раз посмотрев по сторонам, Мария Эмилия заметила мимоходом, что герцогиня де Осуна появилась сегодня с бросающейся в глаза родинкой на правом виске, свидетельствовавшей о том, что она готова к вниманию ухажеров.
Об этих фальшивых родинках Мария Эмилия узнала от Фаустины. Мода на них появилась в Мадриде сравнительно недавно. Женщины сообщали мужчинам о своих сегодняшних намерениях, просто меняя местоположение маленького кусочка черного бархата, игравшего роль родинки. Если вместо правого виска герцогини родинка была бы сейчас на ее левом виске, это означало бы, что она в данный момент уже занята. Если же на лице оказывалось несколько маленьких родинок, то это значило, что их обладательница пребывает в неподходящем настроении. Дама с родинкой у правого уголка рта старалась избегать общения с женщиной, у которой родинка находилась точно в том же месте. Все эти правила — как и многие другие — Мария Эмилия постаралась выучить как можно быстрее, потому что весь Мадрид их знал и следовал им. А еще она узнала, что ухаживание за замужними женщинами не считается посягательством на супружескую верность, потому что является всего лишь данью моде, носит рыцарский, платонический характер и вполне благосклонно воспринимается мужьями этих женщин.
