Луи Бельмар - Охотник на тигров
— Сын мой, — мягким, сострадательным голосом сказал всадник студенту, голова ваша сильно ушиблена, вы нуждаетесь в помощи и уходе а здесь, в этом селении, вы их не найдете. Садитесь на лошадь к одному из моих слуг, и мы вас доставим в гасиенду Сан-Диего; она недалеко отсюда. Там живут мои добрые друзья. У них вы найдете приют и уход. А о муле не беспокойтесь. Он едва ли далеко ушел. Я попрошу тамошних вакеро поймать его и доставить в гасиенду… Но скажите, — кто вы и куда направляетесь?
Дон Корнелио назвал себя и сказал, куда и зачем едет.
— А, так и вы готовитесь к тому же званию, которое имею я! — проговорил с видимым удовольствием всадник. — Позвольте и мне отрекомендоваться. Я недостойный служитель алтаря в церкви селения Каракуаро, Хозе-Мариа Морелос, имя, полагаю, вам совершенно неизвестно?
Дон Корнелио с изумлением смотрел на человека, назвавшего себя священником, одетого в штатское платье и вооруженного старой двустволкой и заржавленной саблей. В таком невзрачном виде появился перед ним тот самый человек, имя которого впоследствии покрылось неувядаемою славой.
— А смею ли я спросить, куда направляетесь вы, сеньор патер? — решил осведомиться, в свою очередь, студент.
— Пока в гасиенду Сан-Диего, а потом — к городу Акапулько, который мне приказано взять, — ответил Морелос.
Этот ответ окончательно смутил дона Корнелио. Голова его сильно болела, в мозгу все стало путаться, и молодой человек подумал, что неверно понял своего собеседника.
— Как взять?! — воскликнул он. — Да разве вы инсургент?
— Именно инсургент, и не первый день, — добродушно рассмеявшись, подтвердил Морелос.
Так как ни на священнике, ни на его спутниках не было тех дьявольских украшений, о которых говорил оахакский епископ, то студенту пришло на ум смелое соображение, что, должно быть, не все мятежники обречены. Это соображение побудило его принять предложение Морелоса и позволить отвезти себя в указанную гасиенду. Дальше он с ним, конечно, не поедет, да и в доме его друзей постарается пробыть недолго, следовательно, эти подозрительные люди не успеют повредить его душе.
Этими доводами дон Корнелио успокоил свою совесть и забившую было в ней тревогу. Однако быстрая езда и жаркие лучи полуденного солнца сказались на молодом человеке, и он снова впал в беспамятство и в таком состоянии был доставлен в гасиенду Сан-Диего.
Второй раз уже он пострадал в пути и каждый раз попадал под чужой кров совершенно больной. Хорошо еще, что повсюду находились сострадательные люди, бескорыстно помогавшие каждому страждущему.
К числу таких людей принадлежал и Морелос. Скажем несколько слов об этом замечательном человеке. Морелосу в то время было лет около сорока. Он родился в одном небольшом селении, в штате Вальядолид, близ городка Апатцингама. Селение это называлось Тальмехо, но впоследствии было переименовано в честь его знаменитого уроженца, в Морелию. Отец Морелоса был простым погонщиком мулов, ничего не оставившим сыну, кроме убогой хижины да двух десятков мулов.
В течение нескольких лет сын продолжал дело покойного отца, потом вдруг, неизвестно по какому побуждению, вздумал поступить в духовное заведение. Продав мулов, он со свойственным ему упорством засел за латынь и богословие. Осилив эти предметы и блестяще сдав экзамен, он был удостоен священнического сана, но долго не мог найти вакантного места и кое-как влачил свое существование. Наконец ему был предложен приход в Каракуаро. Селение это находилось в глухом захолустье, там не было священника. У Морелоса не было ни средств, ни протекции, и он вынужден был принять этот приход.
Там он и прозябал в нужде и безвестности, пока до него не донесся слух о начавшемся освободительном движении, во главе которого стал Гидальго, тоже бывший священник. Под предлогом поездки к своему епископу, Морелос отправился к Гидальго. По дороге туда его настигло наводнение, и он был вынужден укрыться в гасиенде Лас-Пальмас.
Гидальго, которому Морелос предложил свои услуги в качестве полкового священника, в шутку сказал, что для этого сначала нужно взять у испанцев хорошо укрепленный город Акапулько, и Морелос согласился.
В это-то вот время и произошла его встреча с доном Корнелио, который почему-то сразу понравился священнику-воину.
Но вернемся к нашему злополучному студенту и расскажем о том, что с ним произошло и будет происходить. Когда к нему вновь возвратилось сознание, он увидел себя лежавшим в постели, в незнакомой, довольно скудной обстановке в сравнении с обстановкой в гасиенде Лас-Пальмас. Возле него не было ни души, но снаружи доносился смешанный шум. Дон Корнелио с трудом поднялся с постели, и шатаясь, добрел до окна, выходившего во двор.
Он выглянул в окно и увидел, что весь двор был наполнен конными и пешими людьми. В лучах яркого солнца режущим глаза блеском сверкало всевозможное оружие: пики с пестрыми значками, сабли, ружья, пистолеты. Была даже пушка. Лошади фыркали, ржали и били копытами о землю, отмахиваясь хвостами от надоедливых насекомых. Люди громко разговаривали между собою. Словом, перед доном Корнелио открылась полная картина военного лагеря.
Молодой человек не мог долго держаться на ногах и был вынужден снова лечь в постель. Голова у него болела и кружилась, вместе с тем мучило любопытство, хотелось узнать, где он находится.
Наконец в комнату вошел человек, в котором дон Корнелио, напрягши свою память, узнал одного из слуг Морелоса.
— Где я? — поспешил он спросить у слуги.
— В гасиенде Сан-Луис, — ответил тот.
Больной снова напряг память и вспомнил, что его обещали доставить в гасиенду Сан-Диего.
— А не в гасиенде Сан-Диего? — задал он новый вопрос.
— Нет, — последовал ответ слуги. — В гасиенде Сан-Диего мы пробыли только один день и вчера покинули ее. Мы должны были убраться оттуда из-за вас, сеньор…
— Из-за меня? — изумился студент.
— Да, из-за вас. Там вокруг шныряли роялисты и чуть было не забрали нас в то время, когда вы во все горло кричали в открытое окно, что идете походом на самый Мадрид…
— Я?! На Мадрид?! — с еще большим изумлением вскричал огорошенный студент, вытаращив глаза и приподнимаясь на постели. — Значит, это был бред?
— Очень может быть, сеньор. Но, тем не менее, для нас это было крайне рискованно. Вы еще кричали, что уничтожите в Мадриде всех тиранов и при этом называли свое полное имя, а нашего генерала Морелоса величали… как это? погодите… Ах, да! — генералиссимусом всей инсургентской армии. Там у нас было мало людей, ну вот и пришлось перебраться в эту гасиенду, где находится наша главная квартира. Генерал, разумеется, не мог оставить там такого ярого сторонника нашего дела, как вы, и приказал нам перенести вас сюда на носилках. Благодарите за это Бога, сеньор, потому что иначе вам несдобровать бы: роялисты наверное укокошили бы вас. Они уже оценили вашу голову в крупную сумму, забыл только в какую.
