Мишель Зевако - Трибуле
Бедная квартирка друзей находилась недалеко от Лувра. Обставлена она была только самой необходимой мебелью. Она состояла из двух темноватых комнаток: в одной располагался Лантене, в другой – Манфред.
– Вы! – вскрикнул Лантене, увидев входящего друга.
– Я самый! Только что был в гостях у сатаны, провел там целую ночь, в одной из лучших его гостиниц.
– Объяснись…
– Знаешь склад трупов в Монфоконе? Вот именно туда месье де Монклар решил меня бросить.
Лантене вздрогнул.
– Слишком много ненависти накопил в своей душе этот человек, – глухо отозвался Лантене. – Взрыв ее станет фатальным для этого человека.
Мы не замедлим объяснить, какое плачевное стечение обстоятельств столкнуло одного с другим: графа де Монклара, с одной стороны, и Лантене – с другой; оба – дышащие взаимной злобой, грозные, непримиримые.
Закрыв лицо руками, Лантене ненадолго задумался. Потом он покачал головой…
– И как же ты оттуда вышел? – спросил он.
– О, это целая история! Я расскажу ее тебе, – ответил Манфред, копаясь в шкафу, где хранилось съестное, и вытаскивая оттуда по очереди паштет, хлеб, бутылку вина – словом, составные части своего обычного завтрака, коим он и занялся с огромным аппетитом.
– Так! Теперь давай поговорим! – обратился он наконец к другу. – Скажу тебе, что у меня будет серьезное рандеву…
– Дуэль?
– Что ты!
– Женщина?
– Ох! Не говори мне о женщинах, дорогой.
– Тогда что же?
– Встреча с королем Франции в Лувре. Я должен бросить ему в лицо перед всем его двором. Что он трус и подлец.
– Ты с ума сошел, Манфред.
– И с этой целью я сегодня же вечером отправлюсь в Лувр… Пойдешь со мной?
– Если ты видишь какую-нибудь пользу от того, что сегодня вечером нас убьют, то, конечно, пойду… Но сначала хоть расскажи поподробнее, что же с тобой приключилось.
Манфред начал во всех деталях описывать свои ночные скитания.
– Ну, – спросил он, закончив рассказ, – пойдешь со мной? Заметь, что впервые в жизни я вынужден повторить подобный вопрос.
– Манфред, – сказал Лантене, – прежде всего я должен спросить, до какой степени ты мне доверяешь?
– А разве нужны доказательства? Я верю в тебя даже больше, чем в себя самого. Ну, а теперь говори.
– Хорошо. Я прошу тебя отправиться в Лувр только через некоторое время. Я назову тебе день.
– Твое требование гораздо тяжелее ожидаемого мною. Но поскольку прежде ты предательски воззвал к моему доверию, я соглашусь подождать.
– Спасибо, брат! – воскликнул с искренней горячностью Лантене. – Обещаю, ожидание будет недолгим… Но это еще не все… Поклянись мне, что не выйдешь отсюда до того самого дня.
– Что касается этого, даю слово. Что ж! Буду скучать… Не знаю, что мне здесь делать… Придется, видимо, спать круглые сутки… Да, так-то вот… Это самое подходящее занятие, когда…
Он запнулся. Лантене закончил за него:
– Когда страдаешь любовной тоской!
– Кто тебе это сказал? – возмутился Манфред.
Лантене взял его за руку:
– Это плохо, Манфред… Ты скрываешь от меня свои трудности…
– С чего ты взял, что у меня есть трудности? Ах да! Разве я перестал быть рыцарем, сражающимся на парижской мостовой, включая самые отдаленные закутки с дурной славой? Или я перестал быть прилежным клиентом сладчайшей мадам Грегуар и отважным почитателем ее маленького Сюрене, которого она держит в своих белых пухленьких ручках! Да здравствует мадам Грегуар, черт побери! И если надо добавить пару вершков к великолепным украшениям, которые я вырастил на голове наипревосходнейшего месье Грегуара, то только для того, чтобы развеселить тебя, Лантене, я сделаю этого добродушного супруга десятиногим. Трудности! Посмотри-ка на меня! И признайся: разве я не все тот же завзятый гуляка, кошмар добропорядочных буржуа, хитрый заяц, ускользающий от господина главного прево, проклятый монахами, оплеванный священниками, любимый женщинами, внушающий страх мужьям, умеющий заставить звенеть свой добрый клинок и вволю звонко смеяться… разве, наконец, я не тот, кого мэтр Алькофрибас[14], мэтр над мэтрами, князь философов, король мудрецов, великий насмешник, называл в знак дружбы и искренней привязанности мессиром Жаном Зубодробителем![15]
– Смотрю я на тебя, Манфред, и восхищаюсь твоим огромным добросердечием! Ты прячешь в своей душе печали, а мне позволяешь делить с собой одни радости.
– Ты слишком уж превозносишь меня. Успокойся. Когда у меня возникнут настоящие затруднения, я поделюсь с тобой.
– А безнадежная любовь?.. Разве это не серьезное затруднение?
– Любить! Безнадежно… – пробормотал Манфред.
– Прости меня, брат, – не унимался Лантене. – Жалобы сердца лечит горячее железо. Говоришь, я поступил с тобой плохо?.. Что же!.. Пусть плачут твои глаза. Это смягчит тебя… Ты любишь, мой бедный друг… Любишь безнадежно… И мне невыносимо тяжело, что я не могу взять на себя половину твоего недуга… Да ладно! Любовный недуг в твоем возрасте легко проходит. Такой смелый, гордый и красивый молодой человек, как ты, может выбирать среди самых красивых и самых знатных дам… Ты забудешь свою нынешнюю пассию!
Манфред уткнулся лицом в плечо друга и тихо, беззвучно плакал.
– Как я несчастен! – всхлипнул он.
– Значит, ты ее любишь по-настоящему?
Манфред утвердительно кивнул головой.
– Я это знал! И уже давно! Я видел, как зарождается в твоем сердце эта любовь еще в то время, когда ты сам об этом еще, может быть, не знал. Когда я замечал, что ты надевал свой красивый камзол из черного бархата и нахлобучивал на голову шапку с большим черным пером, когда видел, как ты начищал до блеска стальной клинок своей рапиры, когда ты, в конце концов, уходил, даже не сказав мне, куда направляешься, я сказал себе: «Манфред пошел к усадьбе Трагуар!» И я в безумном неведении своем ухмылялся! Но разве мог я предвидеть катастрофу? Я был счастлив, узнав, что ты влюблен в эту чистую, благородную девушку, взгляд которой я бы сравнил с чувственным и наивным любовным стихотворением… Меня уносили мечты… Я увидел ее рядом со своей Авет.
– Теперь всё кончено! – резко оборвал друга Манфред. – Чистая, юная девушка оказалась куртизанкой!
– Ты судишь поверхностно, Манфред.
– Как бы не так! Если она и не была в реальности куртизанкой, то была ею в душе! Впрочем, ее можно извинить, – с горечью добавил он. – Подумать только! Любовница короля! Не будем больше говорить о ней! Ты же сказал: «Забудется!» Ко всем чертям! Но что это? Мне показалось, я плакал! Как последний шут!
Лантене внимательно слушал.
«Бедный мой друг! – подумал он. – Чувства его задеты куда глубже, чем я думал».
