Дэвид Геммел - Македонский Лев
— Послушай меня: ты беспокоился из-за друга и один выступил против целой банды. Это было отважно. И, да, ты убил одного из них. Важный — ключевой — вопрос заключается в том, получил ли ты наслаждение от убийства?
— Нет, — сказал Парменион.
— Тогда не беспокойся об этом.
Парменион посмотрел в глаза Лепиду и кивнул.
«Но я получил наслаждение от убийства,» — подумал он, — «и да простят меня боги. Я хотел бы, чтобы мне удалось убить их всех.»
***Тамис оперлась на свой посох, глядя на коленопреклоненного слугу перед собой.
— Мой господин настаивает, чтобы ты явилась в дом Парнаса, — сказал человек, избегая ее глаз.
— Настаивает? В то время, как его сын лежит при смерти? Ты, верно, хотел сказать «умоляет»?
— Высокородный Парнас никогда не станет этого делать, но я умоляю тебя, Благочестивая. Спаси Гермия, — взмолился слуга со слезами на глазах.
— Может, я спасу его, а может — нет, — отвечала она. — Но скажи своему господину, что сначала я спрошу совета у богов. Иди же!
Тамис повернулась на пятках и растворилась во тьме своего обиталища. Огонь горел слабо, но когда она села перед ним, пламя взметнулось выше и приняло форму лица Кассандры.
— Я не вызывала тебя, — сказала Тамис. — Уйди!
— Ты должна вылечить мальчишку, Тамис. Это твой долг.
— Не говори со мной о долге. Леарх мертв, и я отняла у Темного возможного отца его воплощения на Земле. Это был мой долг. Гермий сдерживает развитие Пармениона. Из-за их дружбы он по-прежнему сохраняет в себе, в какой-то степени, мягкую, ранимую душу. Не я сделала так, чтобы Гермий пострадал. Не на мне лежит вина; то была Воля Истока. И теперь он умрет, из-за сгустка крови в мозге. Когда он пошевелится, это убъет его.
— Но ты можешь излечить его, — молвила огненная женщина.
— Нет. Когда он умрет, Парменион станет железным человеком, какой мне и нужен.
— Ты искренне веришь, Тамис, что это воля Истока? Что мальчик без злобы в сердце должен умереть?
— Дети без злобы в сердцах умирали во все времена, Кассандра. Не поучай меня. Они умирают при пожарах, от засухи, от чумы и от войн. Останавливает ли это Исток? Нет. И я больше не задумываюсь над этим. Это Его мир. Если Он избирает невинных для смерти, то это Его право. Я не задумывала поставить Гермия под удар — хотя он стоял у меня на пути. Теперь он умирает. Я вижу в этом ответ на молитвы.
Тамис закрыла глаза и вылетела из своего тела, проникнув сквозь низкую крышу и взмыв высоко над городом.
Дом Парнаса стоял в восточной части города, и она устремилась к нему, приземлившись на усаженный цветами двор, где собралась компания друзей Гермия. Парменион стоял один у дальней стены, игнорируемый всеми.
— Говорят, его рвало ночью, — сказал толстый Павсий. — Потом он потерял сознание. У него жуткий цвет лица. Хирург пустил ему кровь, но это не помогло.
— Он силен, — сказал Нестус. — Я уверен, он поправится, — чемпион по мечам посмотрел на Пармениона, затем пересек двор и подошел к нему.
— Что случилось ночью? — спросил он. — Все, что я слышал — лишь слухи.
— На Гермия напали, — ответил Парменион. — Ударили дубинкой по голове. Он был слаб и не стоял на ногах, когда я доставил его домой.
— Жаль, что ты убил Леарха. Это правда?
— Я не знал, что это Леарх, — солгал Парменион. — Он был одним из напавших на Гермия.
Нестус вздохнул. — Это скверно, Савра. Очень скверно. Не могу сказать, чтобы ты когда-нибудь мне нравился, но ты же знаешь, что я никогда не принимал участия в нападениях на тебя.
— Я знаю.
— Если Гермий умрет, остальные будут призваны к ответу за его убийство.
— Он не умрет! — оскалился Парменион.
Движение у ворот отвлекло внимание Пармениона, и он обернулся, чтобы увидеть Дераю и двух ее подруг, входящих во двор. Она увидела его, но сделала вид, что не замечает, медленно пройдя к открытым дверям андрона.[3]
Тамис проникла в главное здание, ослепленная духовным светом девушки, бьющим как концентрированный свет звезды.
Отец Гермия сидел в андроне и говорил с хирургом Астионом. Он поднял взгляд, когда вошла Дерая, затем встал, с искаженным и измученным лицом. Он поцеловал ее в щеку и протянул ей разбавленное вино.
— Могу ли я увидеть его? — спросила она.
— Он умирает, дорогая моя, — сказал он, и его голос дрогнул.
— Он мой друг — мой самый дорогой друг, — сказала Дерая. — Пустите меня к нему.
Парнас пожал плечами и отвел ее в спальню, где лежал Гермий с лицом, столь же белым, как льняное одеяло, покрывавшее его тело. Дерая села подле него, протянула руку, чтобы погладить его бровь.
«Нет!» — воскликнула Тамис, хотя никто не мог ее услышать. Духовный огонь Дераи вырвался наружу, купая Гермия в слепящем свете. Тамис не могла поверить тому, что видела: на темени мальчика свет стал золотым, потом красным, кровавый сгусток под костью рассеивался. Гермий застонал и открыл глаза.
— Дерая? — прошептал он. — Что ты здесь делаешь? Это недостойно девицы.
— Мне сказали, что ты умираешь, — ответила она, улыбаясь. — Но я вижу, что это не так.
— У меня были очень странные сны, — сказал он ей. — То было темное место, где ничего не росло и не пели птицы. Но теперь память меркнет…
— Так и должно быть, потому что солнце светит за окном, и все твои друзья собрались здесь.
— Парменион?
— Он тоже, — сказала она, и улыбка растаяла. — А теперь я оставлю тебя набираться сил.
Встав, она вернулась в андрон. — Он проснулся, — сказала она Парнасу. — И цвет его лица хорош.
Парнас вбежал в спальню, заключив в объятия растерянного сына.
Хирург пожал Дерае руку. — Что ты сделала? — спросил он.
— Я ничего не делала. Как только я села, он проснулся.
Тамис слушала эти слова, и гнев поднимался в ней. Ты ничего не знаешь, глупое дитя! У тебя Дар, и ты не замечаешь его!
Разгневанная, прорицательница вернулась в свое тело. Огонь погас, комната погрузилась во тьму. Сила Дераи была новым элементом в истории, и Тамис начала собирать силы, чтобы пройти тропы этого нового будущего.
***Уже смеркалось, когда Леонида вызвали в комнаты Старейшины Бараков. Почти весь день он в одиночестве скакал верхом по берегам реки Эврот и узнал о трагедии, случившейся прошлой ночью, лишь по возвращении, когда увидел Лепида, ожидавшего у конюшен.
Солдат рассказал не много, пока они шли к баракам и поднимались по ступеням в покои начальника. Внутри, расположившись рядом со Старейшиной, сидели два эфора города — советники, отвечавшие за строгую общественную, правовую и экономическую структуру Спарты. Леонид поклонился обоим. В одном он узнал Мемнаса, друга своего отца. Мемнас был первым советником, и он возглавлял ночную стражу и народное ополчение.
