Анатолий Ковалев - Потерявшая имя
Теперь же, трясясь по улицам Коломны в карете городничихи, она не испытывала никакого волнения, а чувствовала лишь неловкость оттого, что вынуждена будет просить о лошадях, о таком пустяке. Ведь у Дениса Ивановича, бывало, стояло на конюшне два десятка разномастных отличных коней! Елена вдруг вспомнила отчаянное конское ржание, которое разбудило ее в ту проклятую ночь в библиотеке отца, и едва удержалась, чтобы не закричать от нахлынувшего ужаса, но, прикрыв ладонью рот, приказала себе: «Не смей!»
Она приехала уже в разгар бала. Площадь перед домом городничего была запружена каретами, за освещенными окнами мелькали тени, и даже на улице громко слышалась музыка полкового оркестра. В зале с низкими потолками было душно, сильно пахло увядающими в жардиньерках цветами, пóтом и мастикой, в воздухе висела тончайшая едкая пыль, поднятая подошвами танцующих. Сильно декольтированная, веселая, оживленная Екатерина Львовна стояла в окружении господ офицеров, играя веером и загадочно щуря кошачьи глаза. Как только Елена приблизилась к ней, городничиха представила девушку своим поклонникам, потом отвела ее в сторонку и, нахмурившись, заговорила по-французски.
— Милочка, как вы можете быть так одеты? — строго спросила она, и ее глаза уже не казались такими ласковыми. — Этот темный туалет здесь неуместен, будто чернильное пятно, право! Что за стремление быть оригинальной любой ценой!
— Вы забыли, что я ношу траур по моим родителям? — удивленно отвечала юная графиня. — И вовсе не собираюсь танцевать…
— Зачем же тогда приняли приглашение? Ведь это странно — явиться в таком виде на праздник! Вы как будто хотели всем испортить веселье!
Елена не знала, что ответить. Заговорить сейчас о лошадях было невозможно.
— Я боялась обидеть вас отказом, — вымолвила она, заливаясь румянцем.
В это время к ним подошел молодой офицер высокого роста с пышными усами и бакенбардами. В его голубых, широко расставленных глазах сквозило лукавство, на толстых, чувственных губах играла усмешка. Он осмотрел Елену с ног до головы, учтиво ей поклонился, после чего обратился к Екатерине Львовне:
— Тетушка, пожалуйста, представьте меня графине.
— Знакомьтесь, Элен, — сразу смягчив тон, произнесла городничиха, — мой племянник, подпоручик Мишель Ханыков. — И тут же добавила сквозь зубы, при этом кокетливо улыбаясь племяннику и распуская веер: — Будь с ним осторожна, он известный Казанова!
— Скажете тоже, тетушка! — возмутился подпоручик. — Ну какой я, к дьяволу, Казанова?! — И разразился громким, неприятным смехом.
— Мишель, не богохульствуйте! Вы не в казарме!
Городничиха прикрыла веером ненароком вырвавшийся смешок. Елена видела теперь, что и тетка, и племянник одинаково вульгарны, но если та пытается это скрыть, то он не стесняется быть пошлым.
— Графиня, — вдруг щелкнул каблуками подпоручик, — разрешите вас ангажировать на мазурку.
— Но я не… — начала было Елена.
— Бросьте, милочка! — грубо оборвала ее Екатерина Львовна. — Где это слыхано, чтобы во время траура была запрещена мазурка? И не вздумайте отказывать моему племяннику! — После чего желчно добавила шепотом: — А заодно посмотрим, как вас там, в столицах, обучают танцам.
Для Елены эти слова, эта интонация были все равно что пощечина. Никто и никогда не смел обращаться с ней подобным образом. «Но почему? — спрашивала она себя. — Чем я заслужила такое обращение? Неужели, подарив мне десяток старых платьев, она решила, что может распоряжаться мной, как своей приживалкой?» До сих пор девушка могла только подозревать о ядовитом, завистливом характере городничихи. Елена была виновата перед ней уже тем, что родилась в богатом доме, имела высокий титул и жила в столице, о которой всю жизнь с зубовным скрежетом мечтала Ханыкова. Ей доставляло особое удовольствие унижать графиню-москвичку, сознавая беспомощность своей жертвы. В данной ситуации Екатерина Львовна была на коне и в прямом, и в переносном смысле. Из-за тройки резвых рысаков, которые домчат ее до Москвы, Елена решила не дерзить этой женщине.
— Хорошо, — тихо произнесла она, и оркестр грянул мазурку.
«Первый танец — и с каким-то пошлым подпоручиком в захолустном городишке! — возмущалась она, но тут же успокаивала себя: — Это необходимая жертва! Ради Евгения я готова на все. Он должен знать, что я жива!»
Впрочем, подпоручик оказался неплохим партнером, его движения были легки и свободны, танцевал он не хуже столичных кавалеров.
— Не обращайте внимания на тетку! — посоветовал он, почувствовав подавленное настроение Елены. — Она привыкла здесь всеми командовать, даже дядюшкой. Но я-то всегда найду на нее управу!
Он подмигнул, и в его глазах Елена прочла то, о чем шептались многие в городе — между теткой и племянником существуют близкие отношения. Графиня вдруг покраснела до самых мочек ушей, у нее закружилась голова. Она начала запинаться и путать фигуры в танце.
— Тебе не кажется, что эта жеманница вовсе не та, за кого себя выдает? — шепнула Ханыковой жена почтмейстера, дородная женщина в летах, с маленькими глазками-буравчиками и бородавкой на грушевидном носу, прозванная «гренадером» за свое могучее телосложение. — Танцует скверно! Знала бы, не стала б посылать ей свою диадему!
— Пустое, Дарья Захаровна, не расстраивайся, — с ухмылкой ответила городничиха, — ведь в диадеме твоей бриллианты тоже не настоящие!
Та сморщила нос и торопливо пошла прочь.
Подпоручик и юная графиня волей-неволей привлекли внимание собравшегося провинциального бомонда. Все горячо взялись обсуждать Елену, подвергая сомнениям подлинность ее титула, а также правдивость истории бегства из сгоревшей столицы. Неприятно было и то, что некоторые дамы, узнавая на ней свои вещи, тыкали пальцами и во весь голос хвастались друг перед дружкой своей щедростью. Елена не могла этого не заметить и смутилась окончательно — ей казалось, будто ее раздевают на глазах у всего собрания.
— Извините, — сказала она молодому офицеру, — у меня кружится голова. Я еще не совсем оправилась от болезни.
Мишель Ханыков поклонился графине и, взяв ее под локоток, повел обратно к тетке.
— Вам надо бы на свежий воздух, — посоветовал он и с налета предложил: — Хотите прокатиться? Я велю подогнать отличных рысачков!
«Отличные рысачки»! Как раз то, что было ей нужно, чтобы навсегда уехать из этого отвратительного городишки! Лицо Елены озарила было улыбка, но в тот же миг она почувствовала на своей щеке горячее дыхание подпоручика, а заглянув ему в глаза, увидела ничем не прикрытую наглую похоть. «Куда я попала, Боже мой?!» — захотелось ей крикнуть, но вместо этого юная графиня произнесла спокойным, твердым голосом слова, которые как будто кто-то ей подсказал:
