Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр
– Тридцатью против двухсот? Я бы не рискнул… – покачал головой княжич. – Вестимо, ты и вправду смерти ищешь, как все о тебе сказывают.
– Может, и ищу, – пожал плечами боярский сын.
– Ну и как?
– Как видишь, княже, – развел руками Кудеяр. – Не везет.
Мальчик расхохотался:
– Ты ровно на судьбу свою сетуешь, что от меча басурманского хранит!
– Не сетую, княже, – тоже улыбнулся боярский сын. – Коли боги не награждают меня смертью, вестимо, иной какой замысел имеют. Я подожду.
– Значит, нет никакого колдовства, Кудеяр?
– Крепкий доспех от умелого кузнеца, Иван Федорович, в сече надежнее любого заклинания будет, – провел ладонью по груди порубежник. – И зерцала зело полезны на местах мягких, на животе да боках. Ну, и с сабелькой да рогатиной, знамо, дружить надобно.
– Научишь? – кратко спросил мальчик.
В этот раз Кудеяр посмотрел на юного князя с искренним удивлением:
– Нешто для тебя, Иван Федорович, самых лучших учителей не отбирали?
– Отбирали, – согласно кивнул мальчик. – Дядька Кучук со шрамом через все лицо, сколько его помню, хромает, а дядька Лузга без руки мается. Они смерти не искали, в свите всегда пребывали, всего несколько раз в сече оказались и честно в ней кровь свою пролили. Пара схваток всего, и сразу увечье тяжелое на всю жизнь. Ты же пятый год через день рубишься, в самую гущу забираясь, ан все еще цел. Кому веры больше?
– Не через день, – покачал головой Кудеяр, хотя восхищение юного князя и было ему приятно. – В две недели раз, а то и менее.
– Все едино по несколько схваток за месяц, а не за год выходит! – привстав на стременах, повел плечами мальчик. – Так ты согласен?
– Почту за честь, княже, – после мимолетного колебания кивнул боярский сын.
– Славно! – явственно обрадовался тот. – В Москве твое подворье на каком конце?
– Пока не обзавелся, Иван Федорович.
– Оно и лучше! На моем поселишься, гостем приглашаю. Свита при тебе большая?
– Два холопа да три полонянина.
– Две горницы велю отвести, тебе и заместо людской!
– Благодарю за заботу, княже, – поклонился Кудеяр. – Учение же хоть ныне вечером начать можем, пока холопы ночлег готовят.
– Вечером? – Юный князь зачем-то оглянулся на обоз и согласно кивнул: – Быть по сему!
5 сентября 1510 года
Москва, Великокняжеский дворец
– Жемчужный кокошник, государыня…
– Платок ситцевый, набивной, государыня…
– Ворот соболий, государыня…
Пять лет миновало с того часа, как корельская девочка обрела звание Великой княгини земель русских, но Соломея все еще не привыкла к тому, как ее наряжают к выходу. Она стояла, ровно истукан в капище языческом, а многочисленные служанки подносили ей один наряд за другим и старательно облачали госпожу, приглаживая каждую тряпицу, расправляя малейшую складочку, приговаривая о том, что делают.
И не просто служанки, девки дворовые – все женщины сплошь княгини да боярыни. Иные в матери, а то и в бабки ей годятся, однако же кланяются и смотрят подобострастно, ровно щенок, подачку выпрашивающий. И от того юной правительнице постоянно было не по себе. Не человеком живым себя ощущала – образом надвратным.
Распахнулась стрельчатая дверь, в светелку вошел государь в светлой шубе, расшитой зелеными листьями из шелка, украшенной изумрудами и подбитой бобровым мехом. Карие глаза юного правителя смотрели бодро и весело, русая борода завивалась мелкими колечками.
– Васенька, любый мой! – с облегчением метнулась к мужу молодая женщина, обняла и прижалась к груди.
– Ты так ровно месяц меня не видела, милая, – с улыбкой обнял ее Василий, потом взял лицо в ладони, поцеловал один глаз, другой, в губы и тихо спросил: – Идем?
Соломея кивнула, взяла мужа под локоть, вышла вместе с ним. Следом, привычно разбираясь по знатности, потянулись женщины из свиты…
Это была самая обычная заутреня. Великокняжеская чета в сопровождении свиты вышла из дворца, пересекла площадь, вошла в почти полный Успенский собор по оставленному от ворот к алтарю широкому проходу, одновременно перекрестилась на возвышающееся резное распятие, склонилась под благословение митрополита Симона. Началась служба.
Все как всегда… Но Соломея внезапно ощутила, что слева от нее что-то происходит. Не услышала, не заметила – а именно ощутила; плечом, щекой, боком… нечто непонятное и щекочуще-теплое. Женщина не выдержала, быстро повернула голову – и успела поймать взгляд из толпы, тут же спрятанный, опущенный вниз.
Соломея снова склонилась перед алтарем – однако ее не покидало ощущение, что она упустила что-то важное, самое ценное. И потому Великая княгиня повернула голову снова.
В тот же миг сердце ее гулко стукнуло, сбиваясь с ритма, снова застучало, разгоняя кровь, и лицо молодой женщины залила краска.
Тафья! Даже в полумраке и на удалении она не могла не узнать тафьи, вышитой собственной ее рукой!
– Господи, спаси, помилуй и сохрани грешную рабу твою Соломею…
Василий покосился на супругу, но ничего не сказал.
Они в храме, женщина молится. Немного неожиданно, раньше такого не случалось. Но последние молебны о чадородии, что заказывала великокняжеская чета, сделали Соломонию куда более истовой в вере, нежели ранее…
Муж и жена расстались на крыльце, троекратно поцеловавшись. Великого князя ждали гонцы из Новгорода, в коем опять зрела какая-то смута, Великой княгине надлежало заниматься делами хозяйственными. Однако, пройдя на свою половину, она внезапно отмахнулась от свиты:
– Оставьте меня! Притомилась что-то, желаю немного полежать…
Соломея вошла в опочивальню, откинулась на край перины, которую как раз взбивала девка, закрыла глаза:
– Заряна, выйди. Одна хочу побыть.
Холопка не перечила – и вскоре Великая княгиня услышала стук притворяемой двери.
Еще немного полежав, женщина поднялась, прошла в угол к накрытому мягким персидским ковром сундуку, подняла крышку.
Здесь лежало ее приданое. Вышитые наволочки, пододеяльники, сарафан, украшения – серьги, височные кольца, перстенек. Великое сокровище наивной девочки, каковое, понятно, так и не понадобилось. Даже «драгоценности» оказались не столь ценны, чтобы храниться в княжеской казне.
Ногтем Соломея приоткрыла шкатулку, достала черненый браслет с синими эмалевыми капельками, надела на запястье – и серебро словно обняло кожу, прильнуло к ней, навевая сладкие мечты-воспоминания.
– Да что же я, господи?! – встряхнулась женщина, быстро сдернула браслет, бросила его обратно в шкатулку и с громким щелчком захлопнула крышку. – Я замужняя женщина, я люблю своего супруга! Я Великая княгиня! Я ничего не потеряла, мне не о чем жалеть!
