Андрей Белянин - Пуля для императора
Как помню, граф ложиться даже не собирался. Павел Павлович лишь потребовал от слуг принести ему бумагу и чернила, а также заново разогреть самовар. Железный старик, сейчас таких больше нет, ушедшая эпоха…
Утром, довольно поздно, часов в десять, меня разбудил Матвей. Причём без обычных, в его духе, «зверствований» – обливания водой, сдёргивания одеяла, стряхивания меня за ногу с постели на пол. Просто похлопал по плечу и сказал:
– Вставай, хлопчик. Пришли за тобой!
– Кто… чего? Кто пришёл, кому я нужен?
– Ну, вот не мне точно! А пришли два офицера из Петропавловки. Собирайся, давай, арестант, тюрьма по тебе плачет!
Я вскочил, словно подброшенный пружиной, так резко, что едва не заехал ему головой в подбородок. Через три минуты, со спартанской скоростью, я был умыт, выбрит, одет и полностью готов к даче показаний.
– Как мисс Челлендер?
– Внизу уже твоя зазноба, – насмешливо повёл бровью старый казак. – В коляске сидит, тебя, охламона, дожидается.
– Почему это охламона?
– А вот как перестанешь девице голову морочить, сам поймёшь.
Большего я от этого бородатого мамонта добиться не смог. Матвей явно был не в духе, может, не выспался, может, старые раны ещё давали о себе знать. Он же никогда не жаловался и не ходил к врачам, говорил, что на нём, как на собаке, всё заживает.
Но это ведь ненаучно, нельзя так бездумно относиться к своему здоровью. Хотя если вспомнить мои юношеские заработки в боксёрских клубах, так, как говорится по-русски, чья бы корова мычала…
Внизу, у входных дверей, граф Воронцов, в простом военном мундире без орденов и регалий, о чём-то беседовал с молодым нарядным офицером. При виде меня тот сразу смутился, по-военному отдал честь и пригласил сесть в крытую коляску, запряжённую двумя лошадьми. Мисс Энни Челлендер уже сидела там, теребя в руках кружевной платочек.
– Езжайте, Михаил, – на прощанье пожал мне руку старый генерал. – Моё присутствие не сочли необходимым, но не волнуйтесь, я всегда буду рядом. Ваш отец мог бы гордиться таким сыном, идите и расскажите им всё, что вчера поведали мне. Уверен, что государь развеет ваши сомнения.
– Мы едем к царю Александру?
– Нет, – кратко ответил тот же офицер и ещё раз жестом попросил меня занять место в коляске. Я подчинился.
Павел Павлович помахал мне рукой. Двое офицеров верхами сопровождали нас по пути к Зимнему дворцу. Погода была прекрасной для здешних мест. Воздух по-осеннему свеж, в небе тучки, но сквозь них проглядывало солнышко, чьи лучи словно бы спешили успеть одарить нас последним теплом и лаской.
С утра прошёл лёгкий дождик, и лужи хрустальными брызгами разлетались из-под наших колёс. Конские подковы выбивали искры из мостовой, прохожие улыбались, даже суровые дворники-татары приветствовали нас короткими поклонами, взяв метлу «на караул».
Это было и немного смешно, и невероятно трогательно. А я всё смотрел по сторонам, уныло размышляя о том, что фактически любое окно любого дома на Невском проспекте могло стать лежбищем для хорошего стрелка.
И этот таинственный охотник, пользуясь совершенным оружием, способен за сто шагов, навылет, поразить движущуюся мишень. Казачий эскорт просто бы ничего не сумел сделать. Да конвойцы и не предназначены для защиты государя от случайного выстрела.
Прямое нападение какого-нибудь маньяка (или двух, трёх, десяти, выскочивших с ножами из толпы) они, разумеется, остановят. Более того, раз уж я видел, как дерётся один Матвей, то четверо конвойцев, пожалуй, смогли бы одними кинжалами остановить и полусотню врагов, давая возможность самодержцу спастись. Но одинокий выстрел из ниоткуда…
– Энни, как вы?
– Прошу прощения, сэр, – не сразу откликнулась она. – Что вы имеете в виду, спрашивая, как я?
– Я знаю, почему был убит ваш отец.
– И разумеется, в этом замешаны вы?
– Не совсем так, – смутился я. Казалось, все наши дороги, чувства, пережитые опасности, ужасные приключения были забыты ею, как пустой сон.
– Ваш отец, несомненно, приложил руку к смерти моего. Но дело не в этом. В мои руки попала переписка того самого немца, что хотел отдать вас… ну…
– Продолжайте.
– Из его писем некому высокопоставленному лицу, близкому к трону царя Александра, следует, что сэра Эдварда Челлендера убили только для того, чтобы замести следы. Некто в окружении русского царя дал такой приказ, и вашего отца убрали, словно шахматную фигуру с доски.
Она опустила взгляд.
– Простите.
– Вас не за что прощать, Майкл…
– Я не хотел сделать вам больно.
Энни Челлендер молча протянула руку и сжала мои пальцы. Наверное, это был самый красноречивый ответ. Теперь она точно знала, что я невиновен в таинственной гибели её отца, но тем не менее это рукопожатие говорило о том, что именно я обязан найти виновных.
Найти и наказать. Потому что в другой суд она не верит, и если не получит своего по праву, то сама возьмётся за оружие. Не знаю, чего здесь больше – английского робингудства или русской пугачёвщины. В любом случае, главное, что я понимал её, а все детали не были столь уж важны…
Примерно через час или чуть меньше мы остановились у одного из парадных подъездов Зимнего дворца и были торжественно переданы с рук на руки дежурным офицерам. Нас сопроводили через длинные коридоры в дальнее крыло, где мне навстречу с тонкой улыбкой вышел тот самый чин, что вёл моё дело с самого начала.
– Рад видеть вас живым и здоровым, Михаил Николаевич! Или теперь вы предпочитаете более официальное – граф Строгов-младший?
– Как вам удобнее, – кивнул я, принимая его руку.
– Мисс Челлендер?! Искренне рад. Государь всегда спрашивает о вас. Он будет очень рад вашему возвращению. Вы не сочтёте обидой, если сначала мы поговорим с вашим спутником?
– О да, разумеется. Мужской разговор. Мне выйти?
– Нет-нет, вы отнюдь не мешаете. Я обещаю непременно принять к сведению и ваше мнение. Присядьте. Если угодно, могу приказать подать вам чаю?
От чая дочь английского посла отказалась, скромно присев на тёмное кресло в углу комнаты. Высокий чин разложил бумаги на столе, сунул руку во внутренний карман, достал серебряные часы на цепочке и, откинув крышку, чуть поморщился:
– Разумеется, я доложил государю о вашем возвращении. Но на сегодня его день плотно расписан. Тем не менее при нашей беседе должно присутствовать ещё как минимум одно официальное лицо, пользующееся его доверием. Мне жаль, что князь опаздывает. Но, увы, это уже привычка, он всегда заставляет себя ждать ровно пять минут, ни больше ни меньше.
Я чуть наклонил голову. В Лондоне подобные мелочи даже не сочли бы достойными упоминания. Рыжая англичанка тоже никак не отреагировала, она сидела с прямой спиной, сложив руки на коленях, вся погружённая в себя.
