Владимир Москалев - Два Генриха
Трон стоял на возвышении, к нему вели три ступеньки. На самой верхней, прямо у собачьей морды, сидел человечек в шутовском колпаке с бубенчиками и с любопытством разглядывал гостей. На губах его играла дурацкая улыбка, да и лицом он явно смахивал на дурачка, но глаза у шута были умные, взгляд цепкий. Наглядевшись, он поднялся, подошел к королю и, придав себе испуганный вид, сказал:
– Братец, не пора ли нам с тобой улепетывать отсюда? Эти двое, что с епископом в митре, кажется, пришли, чтобы разломать твой дворец. Погляди, одному из них впору ударом кулака свалить Минотавра, а другому – махать ослиной челюстью, разя филистимлян.
– Успокойся, Полет, дядя не станет приводить в дом врагов, – улыбнулся король и, встав с кресла, пошел гостям навстречу.
Генрих Черный был плотный, среднего роста мужчина двадцати восьми лет. Лицо круглое, обрамленное прядями черных волос; завитые, они чрезмерно розданы в стороны, будто щеки у хомяка, и оттого голова его напоминает грушу. Усы густые, ровные, доходят до уголков рта. Нос прямой, глаза карие, излучают жизнерадостность. Они притягивают, в них хочется заглянуть. Любая женщина, отважившаяся на это, не преминула бы сказать: «Ах, государь, знаете ли вы, что у вас красивые глаза?»
На голове Генриха корона, на плечах мантия, расшитая золотыми нитями и украшенная драгоценными камнями. Походка у него ровная, уверенная, взгляд смел, горд, голову он держит прямо.
– Ваше преосвященство, я рад видеть вас у себя во дворце, – произнес король, припадая к руке епископа. – Вы первый гость, посетивший меня в новых чертогах, которые я недавно выстроил. Правда, они не совсем закончены.
– Перестань, Генрих, – едва заметно улыбнулся Бруно одними уголками губ. – Кого ты хочешь ввести в заблуждение относительно нашего родства, своих придворных? Только новички в этом зале могут не знать, что ты мой двоюродный племянник.
– Хорошо, пусть будет так, – сделал король величественный жест рукой. – Но ты все же епископ, дядя, лицо важное, первое после монарха. Столь высокий духовный сан порождает в человеке известную степень величия, притупляя порою дружеские и родственные чувства. Разве так не бывает?
– Не будем об этом, Генрих, ты прекрасно меня знаешь. Спросил бы лучше, все ли кости остались у меня целы, пока я добирался до тебя по ухабистой дороге. Впрочем, ее я не видел как таковую, вместо этого мой мул лавировал между рытвинами и буграми, стараясь не поломать себе ноги и не сбросить при этом седока.
– Что поделаешь, епископ, в южном направлении идут только паломники да бродяги, торговые же пути в другой стороне. Подожди, доберусь и до южных ворот, вот только закончу этот дворец. Как он тебе понравился?
– Выше всяких похвал. Я знал, что у тебя хороший вкус. Однако, государь, я к тебе по делу, ты, наверное, уже и сам догадался.
– Волнения в епархии? Туль готовит восстание против своего епископа? Одно слово, дядя, и я предам огню и мечу этот город. Я хорошо помню услуги, которые ты оказал в свое время моему отцу и мне. Именно твоей дипломатии обязан я тем, что мятежный князь Богемский принес присягу империи в Регенсбурге, и ныне он мой самый преданный вассал. Это позволило мне сплотить баварцев и богемцев в борьбе против крестьянского короля[21]. Так я стал сюзереном венгров и их государя Петра. Затем ты нашел князя Казимира, мы с тобой вернули ему Польшу, и теперь он тоже присягнул на верность германскому королю. Неплохой щит, черт возьми, на востоке от набегов славянских племен; и огромное войско там, которое я всегда смогу поставить под свои знамена. И вот теперь ты у меня, епископ, и просишь, как я догадываюсь, о помощи. А эти рыцари, что с тобой? Вероятно, они здесь затем, чтобы клятвенно подтвердить сказанное тобою? Говори же, чего ты хочешь от меня? Идти на Туль?
– Гораздо дальше, государь; Туль здесь ни при чем. А эти рыцари здесь для того, чтобы предложить тебе свои услуги.
– Полагаешь, у меня недостаточно своих? Или сомневаешься в этом?
– Эти двое заменят тебе добрую центурию[22], говорю тебе это как воин, ты ведь знаешь, при случае я могу неплохо владеть мечом.
Генрих внимательно поглядел на обоих рыцарей, подойдя к ним вплотную. Оба стояли с совершенно непроницаемыми лицами и бесстрастно глядели перед собой. Объект их взглядов – шут, который, строя забавные рожицы, тоже смотрел на них, больше – на Агнес.
Генрих славился своей силой, об этом знали все. Мог остановить коня на скаку и легко справлялся с тяжелым двуручным мечом, который обычный человек с трудом поднимал. И он решил убедиться, правду ли сказал епископ. Размахнулся и хлопнул Ноэля по плечу. Потом Агнес. Оба не шелохнулись. Шут подбежал и встал напротив них, качая головой из стороны в сторону, прикусов нижнюю губу и не сводя глаз с обоих.
– Добрые воины! – кивнув, воскликнул Генрих. – Ты привел их, чтобы они принесли мне присягу верности? Вот этот, например. – Он вперил взгляд в Ноэля. – Откуда ты, рыцарь? Где твоя башня?
– Мой отец Эд фон Верль, ныне Готенштайн, – с достоинством ответил молодой граф. – Я его единственный сын.
– Граф Эд? – сделал шаг назад король. – Сын Герберги Бургундской?..
– Именно так, государь.
– Черт возьми, что ты такое говоришь! Ведь Эд, сын графа Германа, по матери мне родной дядя.
– А ваша мать Гизела Швабская – его сестра.
– Но это значит, – король растерянно поглядел на Бруно, – что этот рыцарь – мой брат?!
– Вот та новость, что я привез тебе, Генрих, – улыбнулся епископ. – Надеюсь, ты не станешь меня ругать за это?
Король приблизился к брату, вновь пытливо вгляделся в его лицо и обнял за плечи, теперь, впрочем, уже не пробуя силу.
– Но, черт возьми, – удивлению Генриха не было предела, – каким образом? Как ты очутился здесь? Откуда знаешь епископа? Говори же, Ноэль, не молчи! Видишь, я помню твое имя. Будучи еще подростком, я приезжал с отцом в замок к герцогу Франконии и видел тебя там. Ты был пажом и, наверное, уже не помнишь. А я не забыл. Уже тогда ты отличался ростом и силой. Помню, это меня поражало; я не перестаю удивляться и сейчас, ведь у нас с тобой была одна и та же бабка, дочь короля Конрада Тихого. Потом мы расстались и, увы, надолго. Но как ты меня нашел?
– Отец сказал, что у меня есть брат. До каких же пор нам с ним жить в неизвестности и отчуждении? И я решил отправиться на поиски.
– И тебя не смутило, что твой брат – король?
– Признаюсь, поначалу это меня озадачило: вряд ли появление кузена вызовет у короля бурный восторг. Но потом я подумал, что у внука герцогини Герберги не может быть холодного сердца и дурных мыслей, связанных с моим посягательством на трон германских королей.
– И правильно подумал, клянусь своей короной! Знаешь ли ты, что Генрих – сирота? У меня никого нет, Ноэль, я один на этом свете, понимаешь, совсем один. Но ты прости, я забыл о твоем существовании: голова раскалывается от забот, все надо успеть, везде надлежит навести порядок. Бесконечные войны – то на востоке, то в своем же государстве, у себя под носом… Видел мой дворец?
– У меня нет слов, государь, выразить свое восхищение.
– Здесь я отдыхаю от дел, забываю обо всем. К тому же этот городок – настоящая жемчужина среди себе подобных.
– Я слышал эту историю, рассказывал один монах.
В это время шут вынырнул из-за спины Генриха и потянул его за руку. Король поглядел на него сверху вниз, поскольку шут был небольшого роста.
– Чего тебе, Полет?
– Ты нашел себе брата, куманек? – глупо заулыбался маленький человечек. – Поздравляю! А как ты думаешь, силен ли он, коли у него такой рост и такие плечи?
– Уверен. А ты, что же, думаешь иначе?
– Кто скажет про медведя, что он слаб, как заяц? Или я ошибаюсь, приятель? – обратился Полет к сыну Эда.
– Не думаю. Но если хочешь, можешь в этом убедиться, – ответил Ноэль. – Назначь мне какое-нибудь испытание. Вот, скажем, моя рука, – и он протянул ладонь. – Садись на нее. Представь, что это стул, даже лучше, ибо он мягче. Ну же, смелее. Полагаешь, я не удержу тебя?
Полет покосился на ладонь, повертел головой туда-сюда, разглядывая ее, и вдруг сорвался с места и убежал. Вскоре он вернулся, ведя за руку толстуху, еще меньше себя ростом, настоящую карлицу. В обхвате она, правда, была раза в два шире его.
– А ладонь? – спросил шут, искоса глядя на гостя. – Давай-ка ее сюда, дружок.
Ноэль, засмеявшись, протянул руку. Шут подтолкнул толстуху локтем.
– Смотри, Липерта, какой табурет! Мне предлагают сесть на него. Однако места здесь вполне хватит для двоих, таких, как я. Вот я и пошел за тобой. Но поскольку у тебя такой огромный зад, что ты, чего доброго, еще спихнешь меня, я предлагаю тебе сесть одной. Смелее, подружка! Но не засиживайся, как бы этому гиганту не надоело держать тебя.
Липерта поглядела на ладонь, потом окинула взглядом Ноэля, шута и остановила его на короле, словно спрашивая, не против ли он такого представления.
