Джеймс Нельсон - Хозяин форта. Возвращение викинга

Справа Годи рубил этот живой щит своим огромным топором. Топор поднимался и опускался, и щиты рассыпались под его ударами. Взметнулись клинки, Годи отскочил назад, замахнулся топором, отбиваясь. Но все равно ирландцы держались стойко.

Торгрим услышал за спиной треск и рев. И вновь огненный дождь с удвоенной силой обрушился на стену щитов. Торгрим понял, что рей перегорел и упал на палубу; и теперь вполне мог заняться весь драккар. Но нельзя было одновременно сражаться с ирландцами и огнем.

И тут с той стороны, куда упал рей, Торгрим услышал крик Агнарра:

— В сторону! В сторону!

Торгрим ударил стоящего напротив него и прикрывающегося щитом ирландца, и в то мгновение, когда противник поднял вверх щит, чтобы отразить атаку, Торгрим отскочил в сторону. Увернувшись от мечей противника, он оглянулся через плечо, на нос драккара.

Рей на стропах полностью прогорел и упал, хотя концы все равно висели на такелаже, поэтому рей теперь представлял собой огромный пылающий угол с вершиной на палубе. Языки пламени уже облизывали мачту. Торгриму вспомнился лесной пожар, который он однажды видел в Эуст-Агдере. Ванты и фока-штаг, к которым тоже подобралось пламя, казались в темноте яркими полосами.

От горящего рея занялись и весла, которые были грудой свалены на палубе. Агнарр и еще несколько моряков схватили те, что еще не полностью были охвачены огнем, и держали их над головами, подобно гигантским факелам.

— Разойдись! — вновь закричал Агнарр, и Торгрим понял, что тот задумал.

Он отскочил в сторону, оттолкнув одного человека и потащив за рукав второго. Агнарр с остальными бросились на корму, размахивая веслами, как будто рубили дерево. Девятикилограммовые сосновые весла врезались в стену щитов.

Ирландцы подняли вверх щиты, но тщетно. Те, на кого пришлись удары, упали. Некоторые из весел раскололись, по палубе разлетелись длинные горящие щепки. Те же, что не раскололись, поднялись и вновь обрушились вниз.

И в стене щитов, которая всего минуту назад представляла собой непробиваемую броню, растянувшуюся от левого до правого борта, теперь появилась брешь, как в стене крепости. Торгрим и его воины, закричав, вновь пошли в атаку. Пылающая мачта и такелаж освещали сбитых с толку ирландцев: кто-то упал на спину, подняв вверх щит, кто-то пытался встать. Железный Зуб взлетел и опустился вниз, кромсая тех, кто пытался обороняться. Справа от себя Торгрим увидел, как Годи топором расчищает себе путь, подобно крестьянину, который косит пшеницу.

Ирландцы проиграли и прекрасно это понимали. Торгрим пригнулся, чтобы избежать удара по голове щитом, который швырнул в него ирландец перед тем, как перепрыгнуть через борт корабля в находящийся поблизости куррах. Остальные, кто еще мог двигаться, последовали его примеру и бросили оружие, прыгая через борт, а норманны, почуяв кровь, устремились за ними следом. Железный Зуб разрезал воздух там, где секунду назад скрылся за бортом последний из ирландских налетчиков. Его лезвие, отточенное Старри Бессмертным как острие бритвы, глубоко вошло в дубовый ширстрек, и Торгриму не сразу удалось его вытащить.

На секунду он замер со щитом в руке, опустив острие Железного Зуба на палубу, хватая ртом прохладный ночной воздух. Место сражения было так ярко освещено, как будто он стоял у погребального костра, хотя на самом деле так и было — огонь еще мог стать погребальным костром для драккара, если они не поторопятся.

— Бросайте за борт горящие обломки! — приказал он, и воины, которые так же, как он сам, пытались отдышаться, кинулись выполнять приказ: стали хватать куски дерева, сгребать топорами и мечами пылающий такелаж и швырять все за борт, выискивать места, где можно было поднять рей и не обжечься.

Торгрим щитом собирал горящую солому и тоже отправлял ее за борт. Горящие обломки с шипением падали в воду. Он воткнул Железный Зуб в длинный рей, больше напоминающий тлеющую колоду из очага, и тоже выбросил его за борт.

Его внимание привлекло какое-то движение. Он обернулся, решив сначала, что вернулись ирландцы, что они пробрались на нос, надеясь застать норманнов врасплох. Но то были не ирландцы, а датчане. Торгрим узнал Берси, который вел своих людей на судно. Они готовились к битве. Торгрим увидел замешательство на их лицах, когда те оглядели открывшуюся перед ними картину, пытаясь понять, что здесь происходит.

— Ты, Берси, пропустил все самое интересное, опоздал на праздник! — прокричал Торгрим. — Вам, датчанам, ничего другого не осталось, как убрать головешки и ложиться спать!

— Вы, проклятые норвежцы, всегда все лучшее приберегаете для себя, — ответил Берси, а потом повернулся к своим воинам. — За дело! Уберем головешки, или Великану Гримарру придется идти в Хедебю пешком!

Дружинники Берси отправились на корму и стали помогать людям Торгрима выбрасывать за борт остатки паруса, рея, весел и все еще тлеющего такелажа. На мгновение Торгрима охватила паника из-за «Скитальца». Он взглянул туда, где на земле лежал его драккар, но не увидел ничего, кроме тьмы. Страх его рассеялся. Если бы «Скиталец» подожгли, он заметил бы огонь. А темнота означала, что судно не тронули.

Он оглянулся на своих воинов и смог разглядеть только тени, темные фигуры, передвигающиеся в ночи, когда были затоптаны последние искры. Но с изумлением он понял, что Старри среди них нет. Как не было и Харальда.

Глава двенадцатая

Берг-Энунда ранил —

Умер он, — а вскоре

Землю я окрасил

Кровью Хёдца и Фроди.

Харальд сын Торгрима стоял со Старри в толпе моряков «Скитальца», когда его отец делил команду на три группы, чтобы отправить на защиту кораблей, поэтому оказался среди тех, кому было велено охранять самый дальний корабль.

Он не хотел с ними идти. Хотел остаться с отцом, потому что чувствовал: отцу может понадобиться защита его меча. Он опасался, что Торгрим стал слишком слаб из-за ранения в Таре, и он уже был не так молод, как раньше. Харальд ничего не сказал, и, говоря откровенно, он вызвал бы на бой любого, кто посмел бы намекнуть, что Торгрим хоть в чем-то сдал. Да и сам Харальд не в полной мере разобрался в собственных чувствах. Он был не из тех, кто любит копаться в собственной душе. Харальд просто знал, что не хочет во время боя отходить далеко от отца.

Старри тоже не желал отходить от Торгрима, но совсем подругой причине. Казалось, что боги вечно посылают Торгриму испытания, и Старри хотелось быть рядом с ним. На шее Старри носил наконечник стрелы, которая раскололась о лезвие меча Торгрима за мгновение до того, как они ввязались в битву. Торгрим списал все на одну из тех странностей, которые порой случаются на поле боя, но Старри думал иначе. Он воспринимал это как недвусмысленное признание богов в том, что Торгрим — их любимец. Зачем еще им испытывать его, если они не хотели увидеть, как он докажет свою отвагу? Старри больше всего боялся тихо умереть в постели, но если он будет держаться рядом с Торгримом, этот его страх никогда не станет реальностью.

Никто из них не хотел отходить от своего капитана, но и спорить с Торгримом или ослушаться его тоже никто не решался, поэтому оба поспешили к дальнему кораблю вместе с теми пятнадцатью моряками, на кого указал Торгрим. Харальд, как всегда, стремился ввязаться в бой первым, но оказывался вторым. Первым всегда был Старри Бессмертный — с длинными руками и ногами, сильный, охваченный безумием. Они несколько месяцев провели в Дуб-Линне, ожидая, когда Торгрим выздоровеет, и за все это время Старри не видел настоящего боя, если не считать пьяных разборок в кабаках. А сейчас он поспешил ринуться в битву, как моряк бежит к жене после долгого плавания.

Харальд тяжело дышал, когда подбежал к тому месту на берегу реки, где был пришвартован корабль, но даже не остановился, шлепая по холодной, быстро текущей воде. Старри уже был на борту, исчез за краем драккара, когда Харальд ухватился за ширстрек и, подтянувшись, влез на борт. В такой ситуации правильнее было бы всем сначала влезть на борт, а потом вместе ринуться в атаку. Но Старри, разумеется, никого ждать не стал.

Харальд спрыгнул на палубу, вытащил свой меч — Мститель, пригнулся, сжимая щит в другой руке. С правого и левого бортов на драккар взбирались его соратники, но Старри уже стоял посреди палубы, замахиваясь топором с таким ужасным криком, который Харальд, как бы ни старался, повторить бы не смог.

Ирландцы были на корме. Они подожгли принайтованный к рею парус, он как раз занимался, и в отблесках пламени Харальд мог разглядеть изумление и страх на лицах ирландцев — они стояли неподвижно, словно деревянные истуканы.

Старри, сломя голову, бросился к ним, и даже если сами ирландцы еще не понимали, что последует дальше, то Харальд прекрасно знал. Он уже не раз это видел за тот год, когда сражался бок о бок со Старри. Берсерк спрыгнул с палубы, приземлился на ближайшую к корме скамью, но не просто приземлился, а припал к доскам, после чего выпрямился и бросился на толпу собравшихся возле юта воинов, размахивая топором.