Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
После очередного глотка из коньячной рюмки, Лёня на несколько минут исчез. Пока его не было, Краснов пел соловьём и расточал комплименты Александру Леонидовичу. Тот благосклонно их принимал.
– А теперь фокусы, – весело выкрикнул Леонид. Он принёс какую-то странную одёжку с длинными рукавами, большой амбарный замок и длинную цепь.
– Помоги, – попросил он Сашу.
– Что надо делать? – с недоверием спросил товарищ.
– Сначала помоги надеть смирительную рубашку, потом обмотай меня несколько раз цепью, а последние звенья застегни на замок.
– Зачем?
– Ну, ты же просил фокусы. Вот тебе и пожалуйста!
– Так я думал шарики, карты и прочие.
– Это вчерашний день. Сам же подсунул книжку Гудини, а теперь на попятную?
– Вообще-то я за любое веселье, кроме поножовщины. Я всё сделаю, но ты уверен?
– Конечно!
Саша без особого энтузиазма помог облачиться и завязал рубашку на спине. Потом долго гремел звеньями цепи и чертыхался, застёгивая замок.
– Только смотри, чтобы замок был обязательно на спине, – потребовал Лёня у удивлённого сокурсника.
– Еле стянул звенья. Замок аккурат между лопаток!
– Теперь положи меня на пол.
– Ну это уж слишком!
– Положи!
Это было сказано так, что Краснов беззвучно выполнил эту просьбу. Сначала Фирсанов-младший пару раз прокатился туда-суда по полу, сел и резким движением встал на ноги. Потом Саше показалось, что по телу его друга пошла мелкая волна, замок необъяснимым способом открылся сам по себе и цепь, которую он с таким трудом застегнул на спине, упала к ногам Леонида. Теперь волной ходили руки, где-то через минуту узел, связывающий рукава смирительной рубашки, разошёлся, а уже через пятнадцать секунд Леонид держал и саму рубашку. На его лице была лучезарная улыбка, по лбу катился пот.
– Ты чем-то недоволен? – смахнув со лба бисеринки влаги, спросил Лёня изумлённого приятеля.
– Но с шариками и картами как-то занимательней. Весело и не так страшно.
– Так ведь это ловкость рук. Сам подарил.
– Сколько лет ты мне это будешь припоминать?
– Но раз древние фокусы тебе понравились больше, то – пожалуйста!
Где-то около получаса шарики взмывали к потолку комнаты, исчезали и появлялись в самых необычных местах, скользили по тыльной стороне ладони. Карты тоже творили чудеса, то меняя масти и достоинство, то появляясь в самых неожиданных местах костюма, молчаливо и бесстыдно вылезали на всеобщее обозрение. Старший Фирсанов лишь слегка посмеивался в усы.
Потом Леонид заставил Александра, несмотря на его смущение, прочесть несколько собственных стихотворений. Леониду врезались строчки:
– Леса смрадный пожар
Принимал за цветы.
Я надеждой пленён
Долететь до мечты.
Выбиваясь из сил,
Конь, зрачками искря,
Карусель выводил
До победного дня![17]
К глубочайшему удовлетворению Саши, отец и сын Фирсановы высоко оценили его поэтический дар. И заряжаясь от слушателей, Краснов, с горящими глазами и раскрасневшимся лицом, снова эффектно читал свои стихи. Песни петь он не рискнул. Не помогли никакие уговоры и даже появившаяся откуда-то гитара. Одним словом, прощальный ужин удался.
Стоя в дверях, Краснов долго жал руку Александру Леонидовичу и рассыпался в восторгах его голосу и пению. Старший Фирсанов не часто выслушивал дифирамбы по этому поводу, а посему с благожелательной улыбкой кивал в такт словам Александра. Для Саши Краснова Леонид, видимо, оказался в родственном кругу, поэтому последовал принятый в его семье ритуал крепких мужских объятий.
– Откуда завтра пароход? – спросил Саша, когда весь «сок» из Леонида уже был выжат.
– Ниоткуда.
– Ты что, передумал ехать?! – ужаснулся Краснов.
– Нисколько. Только отсюда я не поплыву.
– Это ещё почему?
– Если прямо из Портсмута до Кейптауна, то Сила Яковлевич опасается, что с англичан станется, как он говорит, «чинить каверзы». Так во избежание оных я завтра с Витебского отправлюсь в Одессу. Далее через Стамбул и Александрию в Лоренцу-Маркиш, а далее поездом в Трансвааль. – Кто бы мог подумать, что оброненное капитаном название порта станет теперь для Фирсанова предпоследней, но важной точкой назначения. – А дальше железной дорогой до Оранжевой республики, а там на лошадях до места назначения.
После ухода Краснова отец и сын долго сидели в кабинете, допивали коньяк и говорили о всяких разностях, но серьёзных тем не поднимали. Это был вечер небывалого единения отца и сына. Они усилием воли заставляли себя не заглядывать в будущее. Ни далёкое, ни самое ближайшее. Не сговариваясь, они приняли постулат – нет ничего, кроме сейчас. Если бы они могли заглянуть в будущее, то… Но такой возможности у них не было. И слава богу!
На вокзале, стоя возле вагона, оба Фирсанова себе и окружающим демонстрировали, что ничего особенного не происходит. Правильный сын уезжает погостить на некоторое время к бабушке в Одессу – и ничего более. А уважаемый отец провожает. Каждый выцедил из памяти полный арсенал известных ему шуток, связанных с дорогой, проводниками и забывчивыми путешественниками. На самом деле Леонид первый раз в жизни предпринимал столь длительное путешествие. За границей они бывали, но впервые младший ехал один. И не на курорт. Отца бил озноб, то ли нервный, то ли от гулявшего по перрону пронизывающего ветра. Он старательно кутался в пальто. А ветер вдруг расшалился не на шутку, он не только обжигал кожу, но и выдавливал нежданные, но соответствующие моменту слёзы. Из-за чего вся перспектива перрона и вокзала в глазах Фирсанова дрожала и гнулась.
Норд-ост норовил залезть в любую щель, дырочку и складку. Отец одной рукой удерживал котелок, а второй пытался свести борта демисезонного пальто. За то, что не находилось щелей и дырочек для залезания «под кожу» или не удавалось что-нибудь с кого-нибудь сорвать, ветер мстил всеобщей красноносостью, носоотвислостью и носоопухлостью. И не удовлетворившись неприятностями, доставляемыми людям, он поднимался ввысь, гнал по небу и яростно трепал, как злобный пёс, мелкие облака.
Глядя на Фирсанова-старшего, сердце Фирсанова-младшего дрогнуло, и он решил отправлять совсем окоченевшего родителя домой и устраиваться в вагоне. Будто дожидаясь этой мысли, на перроне появился бегущий Краснов. Он увидел своих друзей, вскинул руку.
– Я успел! Не опоздал! – радовался Саша. А ветер, обнаружив новую жертву, накинулся на него с удвоенной силой.
Пожав руку старшему, Краснов протянул младшему шикарный ежедневник в кожаной переплёте с небольшими ремнями и ажурными застёжками.
– Это тебе! Из-за него и задержался. Для заметок и мыслей. Он даже с
