Дом царя Давида (СИ) - Метлицкий Александр Александрович
А Цива стоял там же, на берегу, и с беспокойством следил своими косыми глазами за разговором Давида и сына Ионафана. Давид обнял Мефивоше́та и положил руку ему на плечо.
— Хватит об этом! Я решил: вы с Ци́вой разделите между собой поля.
— Пусть хоть всё забирает — особенно теперь, когда мой господин, царь, благополучно вернулся в свой дом.
«Ах, как мучителен час сведения счетов! — сказал сам себе Давид. — Обманутые жертвы, обманщики обманутых, и все тянут вереницу своих преступлений!»
— Пора переходить, — напомнил Иоав.
В воде реки стояли два или три десятка обнаженных мужчин, образуя цепь, чтобы передать тюки из рук в руки до другого берега. Но это было ничто в сравнении с толпой, собравшейся на двух берегах: можно было подумать, что половина Израиля собралась в Галгале! Давид готовился переходить, когда он заметил Барцилая, который с трудом и быстро шел к нему.
— Мой царь, — вскричал Барзилла́й, — ты хочешь уйти без моего благословения?
Он был очень стар, ему было уже 80 лет. Когда царь жил в Маханаи́ме, Барзилла́й снабжал его пищей, потому что был очень богат, а также соединивший людей от его имени! Барзиллай, тот самый Барзиллай, который выступил против первого союза с семьей Саула, чтобы поддержать Давида! Давид протянул к нему руки, и они обнялись.
— Пойдем со мной в Иерусалим, — сказал Давид. — И ты будешь есть за моим столом в Иерусалиме!
— Я старый человек теперь, — ответил Барзиллай, кладя исхудавшую руку на руку Давида. — Долго ли мне осталось жить? Зачем мне идти с царём в Иерусалим? Мне уже 80. Я не могу отличить хорошее от плохого, не чувствую вкус того, что ем и пью, и не слышу голос певцов и певиц. Так зачем твоему слуге быть в тягость моему господину, царю? Твой слуга не заслуживает такой награды. Мне хватит того, что я смог проводить царя до Иордана. Позволь твоему слуге вернуться и умереть в своём городе, там, где похоронены мои отец и мать. Пусть с моим господином, царём, пойдёт твой слуга Кимга́м. Сделай для него, что тебе угодно.
И он подтолкнул к царю молодого человека гордой осанки, который наклонился, чтобы поцеловать руку, протянутую ему Давидом.
— Я беру твоего сына, — сказал он Барзиллаю. — Хорошо, пусть Кимга́м идёт со мной, и я сделаю для него то, о чём ты просишь. Я сделаю всё, что ты захочешь.
И они обменялись последними благословениями. — Лодки! — закричал Иоав, разглядывая цепь тюков. — У вас нет лодок? Не будут же эти люди передавать царя из рук в руки, словно тюк с бельем!
Но наконец подошла лодка, и Давид занял в ней место со своими пятью женами, детьми и Кимгамом. Последние люди из каравана и последние животные переходили реку, когда Давид вошел в ворота Иерусалима.
Оглушительные крики встретили его там. Люди словно сошли с ума: они забыли, в чем они клялись накануне. Он снова устроился в своем дворце, а женщины с шумом заняли свои прежние апартаменты, наложницы, встревоженные возвращением царя, которому они изменили на ложе с его собственным сыном, ожидали решения своей участи. Поспешные прихорашивания, ругань, затрещины, плач, разоблачения, люди двух сторон, встретившиеся с угрозой жизни и упрекающие друг друга в измене, счеты, отказы — этот гам вызывал головокружение. На улицах раздавались звуки труб и тамбуринов, торговцы продавали даже воду, потому что запасы пива и вина были опустошены.
Единственными, кто не участвовал в веселье, были наложницы, с которыми Авессалом спал на крыше дворца, на виду у всех. Давид запер изменниц в их собственных комнатах, Эфраим должен был им сообщить торжественно, что царь больше не нанесет визит ни одной из них. Царская казна будет оплачивать их расходы, но у них никогда не будет больше ночи с царём. Они раскричались. Они только жертвы. Жертвенные агнцы! Они заплатили за царя! Так-то он их наградил? Но Давид не уступил: они были осквернены. Осквернены? — возражали они. Но ведь это собственный сын царя осквернил их! Разве царь сравнит собственного сына с необрезанным? Ничего не поделаешь. Вот так десять молодых женщин в расцвете лет отныне были вынуждены блюсти вечное целомудрие.
Итак, до смерти Давида во дворце было десять затворниц.
Жизнь только начала потихоньку входить в свое русло, как случилось новое событие. Старейшины севера, из племен Израиля, которые способствовали восстановлению трона Давида, пришли к нему с просьбой решить спор с людьми юга, двух племен — Иудеи и Симеона, — а также левитами — племя, которое постепенно исчезало. Большой зал дворца с трудом вместил всех: многие люди остались за большими кедровыми дверями.
— Почему наши братья из племени Иуды похитили царя и переправили через Иордан тебя, твоих домашних и твоих людей? — спросил, старейшина Нефалим, который был послом людей с севера. Это был маленький человек, полный и красноречивый.
— Потому что царь — наш родственник, — возразил посланец Иудеи, Симеона и Леви. — Чем вы недовольны? Разве мы что-нибудь съели у царя или получили от него подарок!
— Ах, вот как вы говорите! — возмутился посланец Севера. — Нас десять племён, поэтому у нас больше прав на Давида, чем у вас. Почему вы пренебрегаете нами? Разве не мы первыми должны были вернуть царя?»
Но слова иудеев были сильнее, чем слова израильтян.
— Мы все братья перед Господом! — воскликнул он. — К чему эти споры? В день великого праздника мы все будем сидеть друг с другом, и никто не будет важнее другого.
Напрасный труд: ссоры продолжались, во дворце закружился водоворот ругани между людьми с юга и севера, старики грозили узловатыми пальцами, молодые толкали друг друга. Один мужчина сорока лет, смуглый, с отгрызенной бородой, проложил себе дорогу до первых рядов и принялся кричать:
— Нет у нас никаких дел с Давидом, нет и наследства с сыном Иессе́я. Возвращайтесь к своим богам, израильтяне!
Это был вениамитянин по имени Шева Бен Бихри. Не было ничего удивительного: вениамитяне никогда не были согласны с тем, что Давид, сын Иудеи, отнял престол у Саула, вениаминита, и всей его семьи.
— Да, он прав, вернемся домой! — кричал другой. — Если предатели имеют здесь столько же прав, что и праведники, нам нечего делать в этом доме!
Ссора обострялась. С одной стороны зала юг и север обменялись затрещинами; с другой движение наметилось у людей Израиля, которые хлынули к двери. Иоав и Амессай встревожились при мысли о драке на выходе и спешили выпроводить зачинщиков.
— Ты никогда не найдешь решения? — крикнул Иоав, обращаясь к царю, когда все ушли. — Почему не проявить больше власти? Если люди с севера отнимут у тебя свою поддержку, царству придет конец!
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — сетовал Давид. — Каждый тянет одеяло на себя, а в день суда есть только праведники.
Но, очевидно, он сознавал, чем угрожало разделение. И он позвал своего племянника Амессая.
— Этот Шева бен Бихри, — сказал он ему, — способен разжечь бунт против меня. У тебя есть три дня, чтобы собрать ко мне всех иудеев и вернуться сюда.
Амессай вскоре покинул дворец с двумя сотнями людей и верховыми. Один из людей Иоава предупредил его об этом. Иоав спросил, куда поехал Амессай; ему ответили, что он поехал собирать войско Иудеи по приказу царя.
— Вот это царство! — воскликнул в гневе Иоав. — За войско отвечает изменник! Настало время покончить с этим! Если Давид проводит свое время, прощая изменников, никто ему не будет верен!
Спустя три дня Амессай не вернулся, и Давид начал беспокоиться.
— Поезжай за вестями, — сказал он Эфраиму. — Уж не угодил ли он в ловушку? Воссоединился ли он с Шебой бен Бихри? Или сбор оказался тяжелее, чем предвиделась?
Эфраим уехал за вестями, но ничего не узнал. Никто не видел Амессая.
Давид потребовал к себе Авишая:
— Теперь Ше́ва, сын Би́хри, сделает нам больше зла, чем Авессало́м. Возьми моих слуг и отправляйся в погоню, иначе он доберётся до укреплённого города и ускользнёт от нас.
Удовлетворенный решением, принятым царем, Авишай уехал с отрядом керетеев и пелетеев под командованием Бенаи бен Иодай. Так как он сообщил о задании своему брату Иоаву, тот решил следовать за ним. Он обиделся, что Давид доверял недостойному изменнику Амессаю больше, чем ему. Два брата ехали по пути Шеба бен Бихри. Приехав в Гаваон, они узнали, что Шеба уже уехал, но что начальник войска Амессай был еще здесь.
