Пиастры, ром и черная метка! - Игорь Александрович Шенгальц
А тут, господи, да кого бояться? Местного князька, едва отрастившего усы? Плевать! Даже если в ближайшей подворотни люди Эстебана встретят Максима и прирежут — все равно. Он не испытывал ни малейшей капли страха. Он был в этом мире чужим и ненадолго. Он умирал несколько раз и возрождался. Ему безразлично, что будет завтра.
Ничто и никогда не пересилит тот вечный страх подростка, идущего домой по вечернему городу.
Сейчас он не боялся, и просто обошел Эстебана, даже не ответив на его угрозы. Мог бы еще разок дать по физиономии, но зачем создавать де Мендосу новые проблемы. Пустое.
Рыбоголовый опешил, он прежде явно не привык, чтобы его персону игнорировали столь бесцеремонным образом. Но Максим уже покинул здание, вышел за оцепление и неспешно направился в сторону борделя. Никто его не остановил. Дорогу он помнил прекрасно, да тут и запоминать было нечего — центральная часть Портобело была слишком мала, чтобы заблудиться.
Дом греха донны Кармелиты в это время суток оказался весьма оживленным. Горели факелы, слышались приглушенные стенами звуки гитар, туда и обратно сновали какие-то люди. Солдат на входе сменили массивные охранники, пропустившие Максима внутрь без единого слова.
Там было не менее весело, чем на приеме в таможне. При этом все было достаточно пристойно. Сеньориты прогуливались под ручку с кавалерами, играла музыка, слуги подливали напитки. Никакого разврата и непристойностей! Даже обидно, подумал Максим, в кои веки угораздило поселиться в самом настоящем борделе, а все вокруг выглядит, как на балу в пансионе для благородных девиц.
К его счастью, с сеньорой Кармелитой он не пересекся, и сразу прошел на второй этаж в свою комнату.
Дверь была приоткрыта, и из комнаты раздавался женский смех и громкий мужской голос.
Судя по всему, Ганс вовсе не ожидал возвращения своего господина этим вечером и решительно наслаждался жизнью, ничуть не переживая по поводу того, что Хьюго фон Валленштейн вынужден провести эту ночь в общей камере местной тюрьмы в окружении всяческого сброда.
«Ах, ты ж, сволочь, — подумал Максим, рассердившись, — хрен тебе, а не блядки!»
Резким движением, распахнув двери, он застал весьма живописную картину.
Под потолком кружил давешний попугай и истошно вопил без всякой видимой причины. Саму же комнату окутывали клубы табачного дыма, а вокруг стоял сильный запах крепкого алкоголя.
Посреди комнаты, абсолютно обнаженная, танцевала давешняя рыжая. Музыка ей не требовалась. Она кружилась, вертела бедрами, заманчиво изгибалась, трясла попой — и все это ради одного зрителя.
Ганс Вебер, в одних труселях на голое тело, с пеньковой трубкой во рту и увесистой кружкой в руках, восседал в массивном кресле и любовался на приватный танец-тверк в средневековом исполнении.
— Гуляем, значит? — недобро поинтересовался Хьюго, мрачным взором оглядывая помещение.
Рыжая испуганно вскрикнула и в мгновение ока убежала из комнаты в чем мать родила. Ганс проводил ее расстроенным взглядом. Его планы на вечер явно не ограничивались одним лишь созерцанием танца.
Попугай прекратил орать и опустился на спинку кресла, с интересом вытаращив глаза на происходящее.
— Господин?
— Не ждал меня?
— Думал, с утра будете, так сказал господин де Кардос, — Ганс явно не чувствовал себя виноватым, и все же Максим, а точнее, Хьюго, внезапно решил прояснить вопрос субординации.
— Тебе не кажется, что ты слегка обнаглел? — он начал говорить в ласковом тоне, но постепенно переходил в грозные интонации.
Ганс мгновенно уловил этот переход и, поняв, к чему все идет, тут же затушил сигару, вскочил на ноги и вытянулся по стойке смирно.
— Виноват! Исправлюсь! Буду стараться!
Максим покачал головой. Переигрывает, гад! Раскаяния ни в одном глазу, а от дыхания — один лишь плотный перегар. На самом деле он понимал, что Ганс Вебер старше, опытнее, сильнее и умелее, чем Хьюго фон Валленштейн. Возможно, даже умнее. Если судить по подобным критериям, то именно Ганс должен быть начальником их группы и принимать решения.
Но в этом веке, как и в любом другом, все действовало иначе. Все решения принимал тот, кто имел право их принимать. И в данном случае таким человеком был Хьюго, пусть исключительно по праву рождения, но и Ганса никто не звал в попутчики — сам напросился, а значит, принял правила.
— Оденься, скотина. И с этого момента никаких больше девок в этом доме!
— В целом доме? — уточнил Ганс, нисколько не обидевшись на грубое обращение. — Но, хочу заметить, что дом сей весьма специфической направленности… тут так не получится…
Максим тяжело вздохнул и ничего не ответил. Спать до утра! А потом на свежую голову постараться решить хотя бы часть навалившихся проблем.
— Я сказал, ты — услышал. До утра не беспокоить!
— Слушаюсь! — улыбнулся старый воин, и проговорил негромко, больше для себя: — Радуюсь, что вы все больше становитесь похожим на вашего отца.
Максим этого уже не услышал, он прошел в смежную комнату, в которой еще несколько часов назад предавался столь изысканным любовным играм, рухнул на кровать и уснул богатырским сном без сновидений, проспав ровно столько, сколько ему позволили на этот раз.
Проснулся он от прикосновения к своему лицу.
Рефлексы сработали, не подключая мозг, Макс крутанулся в постели, подминая под себя противника, готовый бить сразу насмерть.
Тело под ним легонько пискнуло, и Максим ослабил хватку.
— Лаура? — узнал он, наконец, свою ночную гостью. — Что ты здесь делаешь?
За окном, сквозь открытое настежь окно, светила полная луна, стрекотали цикады, где-то лаяли собаки.
— Беда, сеньор, большая беда!
Девушка была явно напугана и вся дрожала, несмотря на то, что полуденная жара давно сошла, но ночь не принесла долгожданно облегчения. Все равно было душно, дышалось тяжело. Максим ненавидел подобный климат, но выбора не было.
Он обнял девушку и крепко прижал ее к себе, ласково гладя по волосам, стараясь успокоить. Спустя несколько минут это подействовало, Лаура слегка пришла в себя и тут же разрыдалась.
— Ну что ты, милая! Что случилось? Расскажи!
Девушка умолкла, собралась с силами и выпалила жарким шепотом:
— Вас хотят убить!
Максим тут же посерьезнел и встал на ноги. Лаура продолжала сидеть в постели, обнимая себя руками за плечи,
