Счастливчик Лукас - Максим Сергеевич Евсеев
Наверное, итальянец и сам понял, что творится сейчас в городе и лицо его скривилось.
– Да-да, мой друг, вашим кирасирам есть чем заняться сегодня ночью. Но я буду счастлив разделить с вами ужин. Вы мне кажетесь прекрасным человеком и что не менее важно чудесным собеседником. А мне, откровенно говоря, и поговорить-то не с кем. Дитрих! – крикнул сеньор Джованни давешнему пушкарю. – Начинайте готовить ужин – мы остаемся на привал. Продолжим путь завтра с рассветом. Невероятный олух, – сказал итальянец, – Мне нравится дразнить его, называя разными именами.
Когда стемнело, Тео и сеньор Джованни расположились у костра и вели приятную беседу, наполненную историями об Италии и о чудесной итальянской кухне. Правда Теофил старался так или иначе переводить разговор на темы, гораздо больше волнующие его.
– Вы сказали, что держите путь из Нюрнберга. – начал он, когда его собеседник сделал небольшую паузу. – Но неужели фюрст Ансельм не мог заказать осадные пушки поближе.
– Такие? Что вы, мой дорогой! Чудо, что их могли сделать в Нюрнберге. Поймите меня правильно, у вас прекрасные оружейники! Лучше, чем во Франции и Бургундии, по крайней мере. Но это – он показал на Белинду и Бертилду. – Совсем другое дело. Закажи их высочество вашим мастерам бомбарду или шарфмец – они бы справились. Они смастерили бы огромных чудовищ, на обслуживание которых потребовались бы сотни лошадей. Но ему нужно было быстро. – итальянец стал загибать пальцы. – Ему нужно было провести пушки в город, в котором бы большая пушка, какой-нибудь восьмидесятифунтовый шармфец просто негде разместить. А знаете во чтобы фюрсту обошелся такой шарфмец? А его обслуживание? Он ведь, скажу вам по секрету не богат, и тысяча гульденов за пушку для него дороговато. А ведь ее еще надо доставить. И сломайся под таким чудовищем колесо, даже мне бы пришлось непросто. А оно бы непременно сломалось бы на такой дороге. Ему понадобилось что-то небольшое, но мощное и поэтому пришлось обратиться в Нюрнберг. Да… – сеньор Бьянки помолчал какое-то время и вдруг расхохотался. – Но самое смешное, что все это было напрасно!
– Что вы говорите, сеньор? – удивился Тео.
– Именно! Он ведь вызвал меня специально для этой работы, из Италии он вызвал меня, потому что не доверял мастерам и Нюрнберга. И справедливо не доверял. Я предупреждал его, чтобы они не смели начинать отливку без меня! Ха-ха! Но он торопился! Ха-ха. Когда я приехал, все было кончено. Они все испортили. Не все конечно: Белинду я успел спасти, а Бертилду – нет. Стрелять из нее ни в коем случае нельзя. Может один выстрел она и выдержит, но на втором ее точно разорвет.
– Не может быть! Но зачем же вы ее везете?
– Иначе и быть не может – он заказал две пушки, он обе их оплатил, и он получит их обе. – Джованни перестал смеяться. – Дорогой мой друг, мне не трудно было починить этот проклятый лафет, если бы понадобилось я сделал бы это один без помощников. Я могу смастерить пушку из старых башмаков. Я многое могу… Но вот ума не приложу, как мне объяснить фюрсту Ансельму, что привез ему картауну из которой нельзя стрелять. До этого момента только я знал об этом, и рад что смог поделиться с вами.
– И как вы думаете: справится ли одна такая картауна с толстыми стенами замка. – спросил Тео.
– С моей точки зрения, не справятся и обе, и я говорил об этом фюрсту, но их высочество в который раз меня не послушал. Поговаривают он знает какой-то секрет, который таится в стенах этого замка.
Глава семнадцатая.
– Какой же секрет, ты хочешь мне рассказать, дружочек?
Герцог смотрел на Игнака так пристально, что никто бы не выдержал этого взгляда, но Игнак не опустил глаза.
– Пусть все выйдут, я буду говорить с тобой один на один. – сказал он твердо.
– Как ты смеешь чего-то требовать, венгр? Как смеешь ты ставить условия, раб? Ты пленник в этом замке и жизнь твои принадлежит владельцу этого замка!
Этот возмущенный возглас заставил всех присутствующих повернуться на крик. Голос этот был хорошо знаком обитателям замка, но никто еще никогда не слышал, чтобы его обладатель позволил себе этот голос повышать.
– Что с тобой Корбл? – расхохотался герцог. – Неужели ты так переживаешь за мое герцогское достоинство? Мне отрадно видеть такую преданность, но все же тебе не стоит так переживать – уж если я не вижу тут урона своему достоинству, то и ты можешь быть спокоен.
– У него в руках оружие! Я боюсь за вашу жизнь, мой герцог. – сказал слуга.
– Этот молодой человек уже имел возможность убить меня, но не сделал этого. Он мог бы пустить в меня стрелу прямо сейчас, но я все еще жив, мой Корбл. Значит ты хочешь пошептаться со мной, Игнак? Что же пусть будет по-твоему – пусть все уйдут.
– Нет! – крикнул Игнак, когда люди герцога хотели увести Франкиску. – Она должна остаться.
– Нет! – крикнул Корбл. – этого не будет.
С невероятным удовольствием смотрел герцог на молодого венгра и своего слугу. Они стояли напротив друг друга, готовые начать драку. У юноши правда были изломаны руки, но зато он держал в этих руках самострел и готов был выпустить стрелу, а Корбл держал в руках нож и тоже был готов пустить его в ход.
– А может быть мы спросим даму? – предложил их светлость. – Раз уж в ее честь два отважных рыцаря вот-вот сойдутся в поединке.
Все смотрели на Франкиску, ожидая, что она конечно выберет брата, но она почему-то молчала.
– Что же, раз королева турнира, не может выбрать себе избранника, то последним словом в этом непростом решением будет мое. Я герцог Альбрехт, князь священной римской империи постановляю разделить победу между храбрыми рыцарями: итак, нашему преданному слуге Корблу достается девушка, а нашему венгерскому гостю аудиенция с герцогом. То есть возможность поговорить со мной с глазу на глаз. – видя, что ни юноша, ни его слуга этим решением полностью не удовлетворены он добавил со смехом. – Потом сможете поменяться, если, конечно, не поубиваете друг друга.
Повинуюсь нетерпеливому жесту герцога, молодцы в зеленых куртках вывели Франкиску, за ними последовал и слуга.
– Говори. – приказал Альбрехт. – И не советую тебе больше испытывать мое терпение – запас его не так велик, как может показаться.
Какое-то время Игнак продолжал молчать, но после, решив, что он и впрямь слишком долго испытывает герцога, начал говорить:
– Ты не мог не заметить, Герцог, что твой кузен
