Денис Субботин - Ларец Самозванца
— Немало! — степенно откусив половину яйца и запив его родниковой водой из фляги, промычал Микула. — Ух, и положили ж мы их в славном стольном граде Москве! Давно так славно не дрался…
Микула Малой был прозван так, разумеется, вопреки своему огромному росту. Был он угрюм, неразговорчив, в бою — яростен и на всё в этой жизни имел раз и навсегда определённую позицию. В том числе, на свергнутого не без его деятельного участия царя… которого лично он, несомненно — совершенно правильно, считал самозванцем, недостойным даже упоминания честными православными людьми!
— Ты кого это царём зовёшь?! — угрожающим голосом, внезапно побагровев от ярости, вопросил Микула, медленно поднимая с земли прислонённый до поры бердыш. — Гришку что ль, Отрепьева?! Самозванец он! Тать, нехристь и тайный жид! И правильно его выпалили из пушки! Пусть к своим разлюбезным ляхам отправляется!.. Если долетит… Разве ж ты не слышал, что государь Василий Иванович говорил? Вор он! Вор и изменник вере нашей!
Антон осторожно пожал плечами, не спуская пристального взгляда с остро отточенного, пусть и заляпанного смолой до непотребного вида, тяжёлого и длинного бердыша. Как Микула с ним управляется, он знал неплохо. На себе бы испытать не хотел!
— Ну… что нам князья да бояре говорят, тому верить всё одно нельзя! — возразил Антон. — Ты-то, Микула, в Москве недавно… У вас, на Волге, в Нижнем Новгороде да Шуе всё по-другому! Иное дело мы, Стремянные! Мы с… ну, хорошо, пусть с вором… общались как-никак! Морда у него не наша, не сермяжная, вот хоть ты тресни, Микула! И мову знает не только русскую, но и польскую, а ещё — немецкую! Станет тебе простой мних немецкую мову учить! Не станет ведь, Микула?
— Вы, стремянные! — с невыразимым презрением в голосе, сурово сказал Микула. — Ваши, что ль, в тот день караул несли в Кремле? Ваши, чьи ж ещё…
— Ну! — сурово сказал обиженный Антон. — Что тебе не по душе пришлось, Микула?
— А! — махнул тот рукой, явно недовольный. — Вспомню — противно становится. Не поверишь, чуть до кулаков не дошло! Покуда сама царица Марфа не явилась, да от сына своего не отреклась, всё сомневались!
Антон молча пожал плечами. Тут спорить не приходилось… Стремянные стрельцы, охранявшие тем утром Кремль, были достаточно многочисленны и великолепно вооружены, а значит — способны растереть повстанцев в мелкую муку. Однако… Однако, когда царь — или самозванец, выпрыгнув из окна, покалеченный, добрался до них, они лишь на время остановили его убийц. И потом — спокойно смотрели, как убивают их командира, боярина Басманова, как истекают кровью немногие немецкие наёмники, оказавшиеся в тот день при царе. Они, сладко пившие и вкусно евшие, не нашли в себе мужества встать против убийц своего государя… Что же до Марфы — царицы, то он, Антон, своими ушами слышал эти слова. «КОГДА ВЫ ЕГО УБИЛИ, ТЕПЕРЬ УЖЕ ОН НЕ МОЙ». Мало, ох мало же это походит на отречение от него!
Как-то незаметно за разговором они съели большую часть своего скромного ужина. Вода, к слову сказать, тоже закончилась — фляга опустела.
— Эй, Антон! — громким шёпотом сказал Микула. — Ты б сходил, налил!
Младшему стрельцу вовсе не хотелось идти куда-то, шагов этак за пятьдесят, в глухой, чёрный, ночной лес. Однако воды и впрямь не было, тут Микула был прав… Как жаль!
— Да я не хочу пить! — промямлил мрачный Антон. — До утра всего-то ничего осталось… Подождём!
— Иди, принеси воды! — в голосе Микулы прорезались угрожающие нотки. — Ну!? Господи Иисусе, ну что за трусы эти стремянные! Шагу не сделают, чтобы не обделаться со страха! Язык, ты ж мужик!
Эти ли его слова, полные презрения, гордыня ли Антона сделали дело, но стрелец поднялся с земли и, взведя замок пищали, решительно шагнул из-под защиты ели. Его глаза, глаза прирождённого воина, однако, немногое могли выделить из сплошной массы деревьев и кустов, окружавших их укрывище. Разве что вот там что-то движется… Человек!
— Стой! — вскидывая пищаль и прикладываясь к ней, выцеливая человека, решительно рявкнул стрелец. — Говори слово, не то стреляю!
— Я те выстрелю… Венец! — отозвался человек голосом сотника Кирилла. — Где вы тут упрятались? Не вижу что-то!
— Да вот мы туточки, под елочкой! — торопливо, чувствуя свою вину, отозвался Антон. — Видно всё вокруг, а нас — с двух шагов разве различить удастся!
Только убедившись, что стрелец не врал, сотник успокоился и, успокоившись, кивнул:
— Добре, коль так, стрелец! Значит, никто не появлялся?
— Только ворона вон на том дереве! — указав на огромную, чуть ли не вдвое выше их ели сосну, доложил Язык.
— Ну, коли так… С воронами мы пока что не воюем! — холодно кивнув ещё раз, легко сказал сын боярский. — Микула, где ты там… вылезай!
Ветви ели затрещали, вздёрнутые вверх, словно руки сдающегося человека… но выдержали. Огромная, издалека похожая на медвежью, фигура Малого выросла прямо перед сотником. В руках стрелец держал свой огромный бердыш и Кирилл, в который уже раз, подумал — как раз для него оружие! Пищаль в руках Микулы смотрелась бы, по крайней мере, странно… Вот разве что гаковница, которую прихватил с собой запасливый командир Павло Громыхало, была ему по руке…
— Звал, сотник? — мрачно спросил Микула, даже не пытаясь утишить яростного блеска тёмно-серых глаз.
— Проверял! — возразил тот. — Ты так упрятался, что я не был уверен, на месте ли ты!
— На месте! — всё так же мрачно сообщил Микула. — Куда ж мне деваться отсюда?
И то верно, деваться ему было некуда. Вокруг, насколько хватало взгляда, мрачной стеной возвышался чёрный лес, по ночному времени почти что тихий… лишь изредка из самой глухомани, из чащобы, доносились странные и страшноватые звуки. Лес, особенно ночной лес, жил своей, недоступной пониманию людей жизнью. Пожалуй, даже Микула, славившийся бесстрашием и силой немереной, даже он мог потратить слишком много этих сил, чтобы пройти через самую чащу. Известно ведь, в лесу кого только не водится!
— Устали? — впервые за вечер и уже почти закончившуюся ночь, проявил о них заботу сотник. — Устали, вижу… Ничего, потерпите! Часок ещё посидите здесь, а там и смена придёт. Я говорил вашему полусотнику, чтобы он не забыл. А ежели он забудет, то я — нет! Так тихо?
Только его усталостью объяснили для себя стрельцы, что вопрос сотник задал второй раз, притом почитай подряд. Что Кирилл устал, было видно очень хорошо… Даже с лица осунулся!
— Не боись, сотник! — рыкнул довольный Микула. — Мы — не подведём!
Коротко кивнув, Кирилл помялся ещё немного, да и пошёл обратно. А что ещё ему было делать?
