Григорий Кроних - Конец банды Бурнаша
До парка он добрался без приключений, немного покружил — хвоста не было. Сапрыкин сел на условленную скамью, закурил и развернул газету. Так удобнее, если что — за бумагой легче незаметно достать оружие. Николай Иванович попытался найти в газете подробности боя с Бурнашем, но советская газета оставалась верна себе: масса лозунгов и никаких деталей. «Разбили наголову!» — вот и весь сказ. Сапрыкин глянул на часы — пора бы появиться Эйдорфу. Ждать после срока положено пять минут. Николай Иванович решил, что в свете последних событий будет довольно и трех. На истечении третьей минуты у входа в парк появилась похожая фигура: высокая, поджарая, но с широкими плечами спортсмена. Сапрыкин пристально вглядывался в человека, показавшегося знакомым… Когда стали различимы черные кудри, стало ясно, что это не немец, но первое впечатление сохранилось. Человек приблизился. Где-то они уже виделись… Цыган! Но откуда?! Николай Иванович уткнулся носом в газету, буквы плясали так, что слова не складывались… За ним или нет? За ним или нет? — крутилась одна мысль. Сапрыкин поднял глаза и увидел, что Яшка уходит, вертя головой. Слава Богу, что лицо Николая Ивановича так перекосило после ранения — родная бы мать не узнала.
Сапрыкин бросил газету и стремительно рванул к воротам, противоположным тем, где скрылся цыган.
— Гражданин! — тут же последовал окрик.
Боцман нервно оглянулся.
— Да-да, это я вам, товарищ, — сказал постовой милиционер, — негоже тут сорить!
— Извините, — пробормотал Николай Иванович, подобрал газетный лист и, стараясь не бежать, пошел на выход. «Идиот, — ругался он про себя, — я же его за эту газету чуть не пристрелил с перепугу».
Оба дураки, решил Сапрыкин, направляясь домой. Эйдорф пропал, и черт с ним. На Боцмана чекисты пока не вышли — руки коротки, значит, пора потихоньку отрываться. На этот случай у него припасена путевочка в район от губкома, настоящая, с печатью.
У калитки он опять оглянулся — на этот раз на улицу. Царство томной жары и пыли. Николай Иванович вошел, закрыл щеколду и направился к крыльцу. Замок цел. Сапрыкин отпер его ключом и закрыл за собой.
— Это ты, дядька Микола?
— Я, — Николай Иванович зачерпнул ковшом колодезной воды из бочки, жадно выпил.
Мальчишка валялся на диване, болтал ногами и слушал через наушники детекторный приемник. Боцман подошел и встал рядом.
— Стансия Коминтелна, — пояснил Коська. — Ты сего, дядька Микола?
У Боцмана нервно дернулась щека, так бывало после ранения. Он достал из кармана нож и сжал рукоять до боли в костяшках.
— Ты сего?! — Костя вскочил с дивана, путаясь в проводах, уронил на пол приемник.
Боцман сделал шаг вперед, и мальчишка оказался зажатым в угол. Глаза Кости бегали то по лицу мужчины, которому он верил до сих пор, как себе, то вокруг, в поисках выхода.
Сапрыкин замахнулся, но вдруг лезвие дернулось из руки, как живое.
— Бам-мс! — прогремел выстрел.
Боцман с удивлением увидел, что сжимает только рукоятку, а отстреленное лезвие вонзилось в стену.
— Руки вверх, вы арестованы, мы из ЧК! — раздался сзади знакомый, но огрубевший голос.
— Вижу, — оглянулся Боцман, поднимая руки.
Перед ним стоял Яшка Цыганков с маузером в руке. Чуть сзади держалась Ксанка и еще двое в кожаных куртках. Не потерял, значит, конокрад квалификации, и с замком справился, и вошел беззвучно…
— Я сяду, — пробормотал Сапрыкин и опустился на диван.
— Кирпич?! — заметила мальчишку Ксанка. — Ну, считай, второй раз родился!
— Сего это он?
— А ты не понял? Зарезать тебя хотел твой дядька!
— За сто? — тихо спросил Коська и вдруг заплакал.
— Ну-ну, успокойся, все позади, — Ксанка обняла мальчишку и увела в другую комнату.
— Епанчинцев, обыщи.
Чекист похлопал Боцмана по карманам, нашел револьвер и отдал командиру.
— Ого… Пригласите понятых и приступайте к обыску, — приказал Яков подчиненным. — А вы, гражданин, предъявите документы.
— Товарищ начальник, тут…
— Гражданин начальник, — поправил Цыганков, беря документы.
— Извините, гражданин начальник, тут какое-то недоразумение. Мы с племяшом баловались, я ему прием показать хотел — для самообороны.
— А это? — взвесил Яша в руке отобранное оружие.
— Тоже для самообороны. Надысь слыхали, кака стрельба вышла?
— Так, значит, говорить не хотите, гражда нин Сапрыкин Николай Иванович… Аккуратная работа…
— Вы о чем?
— О документах, гражданин. Паспорт-то поддельный.
— Никак нет!
— Человек вы, я вижу, военный, поговорим начистоту, — предложил Яшка. — Засекли мы вас на месте шпионской явки, арестовали при попытке убийства несовершеннолетнего, в кармане нашли револьвер и фальшивый паспорт. Лучше расскажите все по-хорошему.
— Про явку ничего не знаю, я просто по городу гулял. Коську против меня вы настроили, он меня обвинять не станет, револьвер я нашел сегодня на улице, должно быть, бандиты, когда от вас позавчера разбегались, бросили. Я хотел оружие честно сдать советской власти, да не успел. Паспорт, верно, мне помогли сделать, но выписан он на мое настоящее имя. Все.
— Неубедительно, гражданин.
— Докажите, а я больше ничего не скажу, — Сапрыкин демонстративно отвернулся.
— Чем вы занимаетесь?
— Я радиотехник.
— Интересно, в области часто бываете?
— Не очень…
Епанчинцев принес Яше тетрадь в кожаном переплете. Сапрыкин искоса на нее посмотрел.
— Любопытно, — разглядывая записи, сказал Цыганков. — Уверен, что места ваших командировок совпадают с другим списком — сел, на которые атаман Бурнаш устраивал налеты.
— Мало ли кто ездит по станицам, — хмыкнул Николай Иванович.
— Не хотите по-хорошему, придется вам устроить очную ставку.
— С кем это? — не выдержал Боцман.
— С Илюхой Косым. Знаете такого?
— Взяли дурака?.. Ладно, не надо Илюхи.
— Если поможете следствию, то суд это учтет…
— Брось, начальник. Чего хотите?
— Где мог скрыться Бурнаш? — Яков наклонился к задержанному.
— Эйдорф жив или нет?
— Какая разница? — удивился чекист.
— Если немец мертв, значит, Бурнаш отправился к румынской границе.
— Почему?
— Потому что мертвым, гражданин начальник, документы не нужны, — пояснил Сапрыкин.
Цыганков подпрыгнул, уронив стул, и пулей вылетел из комнаты.
— Ксанка, ты паспорт Эйдорфа при обыске находила?
— Нет, а что?..
— Бурнаш, кажется, за границу ушел, — выдохнул Яшка.
23
Хорунжий Славкин доставил девушку в номер гостиницы. Там он усадил Юлю на диван и на всякий случай приказал связать ей руки.
