Поль Феваль - Лондонские тайны
Глава девятнадцатая
СВИДАНИЕ
Через минуту Рио-Санто вошел в будуар леди Офелии. Поцеловав руку графини, он нежно посмотрел на нее, Потом, опершись на спинку кресла, прошептал с любовью:
— Вчера вы были прекрасны, Офелия.
Графиня посмотрела на маркиза, и в прелестных глазах ее заискрились слезинки.
— Две недели прошло, как вы не были у меня, — сказала она с печалью.
— Мучения от этой невольной разлуки принудили меня сегодня прийти к вам. Поверьте, Офелия, я более вас вспоминаю о днях, когда мы были так счастливы. Но, миледи, судьбы своей никто не может миновать. Я должен достигнуть цели или погибнуть!
Лицо Рио-Санто выразило неукротимую, неограниченную гордость.
Несколько минут леди Офелия смотрела на него молча, затем, скрестив руки на груди, прошептала со страстью:
— О! Как сильно я люблю вас! Более, чем когда-либо! Только смерть положит конец моей любви!
— Благодарю вас, Офелия, благодарю! — отвечал маркиз, преклоняя колено. — Вы мой добрый гений, надежда моя… И я люблю и вечно будут любить вас!
Он сел на подушку к ногам Офелии, которая гладила рукою блестящие черные его кудри.
— Вы говорите правду? — произнесла она. — Скажите мне! Потому что любовь ваша, небольшой уголок вашего сердца, который я отнимаю у своей соперницы, дороже для меня жизни… дороже чести!
— Милая, дорогая Офелия! — отвечал маркиз, покрывая белую ручку графини жаркими поцелуями.
Леди Офелия не могла произнести ни слова, слезы исчезли из глаз ее, щеки пылали, роскошная грудь высоко подымалась. И в пламенном взгляде маркиза светилась истинная любовь, он весь находился под влиянием настоящей минуты. Он явился, чтобы сыграть роль, заранее разученную, и — любил на самом деле.
— О, нет, нет! — бессознательно шептала Офелия прерывающимся от волнения голосом. — Нет! Изменить ему! Никогда! Что мне за дело до страданий этих людей? Он меня любит, я не открою его тайны, не скажу ничего!
Глаза ее были полузакрыты, как будто сладкий сон охватил ее. Но маркиз не пропустил ни одного слова, бессознательно произнесенного ею. На него страшно было смотреть: брови нахмурились, губы дрожали, злобное чувство привело в трепет все его члены, на лбу показался белый след от старой раны. Он судорожно схватил руку графини и, видно, крепко сжал ее, потому что она вскрикнула.
— Что с вами, Хосе-Мария! — спросила она, заметив страшный вид маркиза.
— Миледи, — сказал он жестким голосом, — я требую от вас отчета в последних ваших словах. Мне нужно знать, кто этот человек, который сейчас мне попался на лестнице?
Леди Офелия, внезапно оторванная от сладких грез, смотрела на маркиза с ужасом.
— Я жду, — произнес он холодно.
— Чего вы требуете от меня, дон Хосе.
— Вы сейчас произносили слова об измене, тайне — я догадываюсь о ваших намерениях. — Человек, который попался мне на лестнице, — друг Франка Персеваля?
— Это правда. Он приходил ко мне по его поручению.
— По его поручению! — повторил Рио-Санто, горько улыбнувшись. — Вчера вечером вы, миледи, разговаривали с Персевалем, Разве вам неизвестно, что от меня ничто не укроется? Не желаете ли, я передам ведь ваш разговор слово в слово?
При этих словах Офелия подняла голову и проговорила с гордым спокойствием:
— Я знаю, милорд, что вы могущественны, но ваше могущество — могущество падшего ангела… и вы мне не страшны.
— Я вам не страшен, — повторил Рио-Санто глухим голосом.
Офелия несколько секунд хранила молчание.
— Я люблю вас, увы! — воскликнула она с отчаянием.
На одно мгновение на лице маркиза блеснула гордая, самодовольная улыбка, и он заговорил голосом, в котором не осталось уже и следа гнева.
— Офелия, простите мне за эту минутную вспышку, происшедшую от тайных, невыносимых страданий. Я несчастлив, в моем сердце борются две страсти и терзают меня. Во-первых, любовь к вам…
При этом графиня печально улыбнулась и подняла глаза к небу.
— Да, любовь моя к вам, — с сильным ударением повторил маркиз. — Во-вторых, мое ненасытное честолюбие. На своей дороге я встретил Персеваля и отошел в сторону. Клянусь честью, миледи, мне было жаль молодого человека, но он нанес мне оскорбление и я должен был наказать его. Мне ничего не стоило убить его без всякого сострадания, и я имел на это полнейшее право, так как, представься ему возможность, он не дал бы мне пощады. Между тем я его — только ранил.
— О, это благородно, это великодушно! Как много чистых, возвышенных чувств скрывается в вашей душе! — вскричала с жаром графиня.
— Но что пользы принесло мне мое благородство? — сказал Рио-Санто. — Вы пригласили его на свидание, он питал надежду получить от вас средство вредить мне и, как только пришел в себя, первой мыслью его было послать к вам своего друга. Вы хотите погубить меня, но за что же, Офелия? Вы желаете мстить, не принимая во внимание, что я несчастнее вас!
— Нет, милорд, — возразила графиня. — Я не желаю мстить, нет… и не хочу вредить вам. Случайно я сделалась поверенной страшной, кровавой тайны, которая свинцовой тяжестью лежит на моей совести. Я не могу без страха вспомнить об этом происшествии.
— Вы никогда не испытывали ревности, миледи? — спросил Рио-Санто вкрадчивым голосом.
— И вы еще спрашиваете меня!
— Отчего вы не хотите понять, что вспышка ревности…
— Ни слова более! — прервала его графиня. — Милорд!
Рио-Санто думал употребить ложь для оправдания себя, но ему вдруг стало стыдно; ему, смело отправлявшемуся на преступление, убийство, стало стыдно лжи! Сколько необъяснимого в природе человека!
Читатель заметил, что у маркиза с графиней, кроме любовной тайны, была еще другая, с обнаружением которой могли рухнуть все планы и предприятия Рио-Санто.
Из чувства ревности леди Офелия думала рассказать об этой тайне. Маркиз, проведав, явился к ней, чтобы отклонить беду. Убеждения его произвели на нее свое действие, потому что она пламенно любила его, но он забылся и шагнул далее, чем требовала осторожность.
Чтобы поправить сделанную ошибку, он начал говорить с большим жаром:
— Графиня, вся жизнь моя есть не что иное, как борьба любви с честолюбием, борьба самая мучительная. Пожертвовать честолюбием для меня все равно, что умереть, С другой стороны, я скорее соглашусь умереть, чем жить без вас.
— Но разве вы ее не любите?
— Кого? Мери? Бедный ребенок! Нельзя не любить его! — сказал Рио-Санто с притворным состраданием.
— Я бы хотел любить ее так, как она того заслуживает, миледи, но между ею и мною стоит ваш образ.
