Иван Любенко - Черная магнолия
— Собираетесь заняться изучением небесного светила?
Перед лавочкой возник Сорокопятов. Под мышкой он держал газетный сверток. Литературный критик протянул для приветствия руку, и в этот момент прямо под ноги Ардашеву из свертка вывалилась коричневая туфля.
— Ой, простите! — воскликнул он.
— Ничего-ничего, — Клим Пантелеевич подал упавшую обувь.
— А я вот от сапожника. Истоптал, можно сказать, подошвы по здешним улицам. И как ваши успехи? Нашли подходящие дачи?
— Пока нет, — со вздохом выговорил доктор. — Клим Пантелеевич занялся расследованием убийства, которое случилось в пансионе Илиади.
— Убийство! — вскинул руки Сорокопятов. — Но ведь газеты об этом ничего не писали?
— Ну, если не сегодня вечером, то завтра утром уж точно напечатают — шила в мешке не утаишь, — усмехнулся Нижегородцев и добавил: — Представляете, Ярополк Святославович, какой-то злодей проткнул полковнику Левицкому мозжечок, и, вероятнее всего, сделал это вязальной спицей.
— Что за страсти вы рассказываете! — присаживаясь на край скамьи, взволнованно проговорил сочинитель. — А что, адвокаты уже могут заниматься сыском?
— Выходит, вы ничего не знаете о Климе Пантелеевиче! — доктор аж подпрыгнул от удивления, но, поймав на себе полный укора взгляд Ардашева, тут же опустился на скамью и уже спокойно продолжил: — Видите ли, кроме того, что Клим Пантелеевич является вашим собратом по литературному цеху, он еще и знаменит своими расследованиями, которые он проводит в интересах клиентов. Понимаете, он защищает только тех, в чьей невиновности абсолютно уверен. Но Клим Пантелеевич не пытается убеждать присяжных, что следствие велось из рук вон плохо. Он отыскивает настоящего злодея и доказывает в суде его вину. И этот факт, как вы понимаете, является решающим. — Доктор перевел дыхание. — Да не может быть, чтобы вы о нем ничего не слышали! Не только российские, но и западные газеты писали о блестящих расследованиях Клима Пантелеевича. И «Таймс», и…
— Ну, полно, Николай Петрович, — отмахнулся Ардашев. — Ни к чему это…
— Позвольте-позвольте, — заинтересовался литератор. — А вы не пробовали писать об этом. Сейчас, можно сказать, в моде уголовные рассказы. Тут стесняться нечего. Даже Антон Павлович ими не брезговал: «Шведская спичка», «Следователь». Так ведь и не только он… Может, стоит и вам попробовать?
Адвокат вскинул на собеседника недоуменный взгляд.
— Я как-то не думал об этом.
— Послушайте, господа, а вы не будете возражать, если я вместе с вами, можно сказать, поучаствую в расследовании убийства этого капитана?
— Полковника, — поправил врач.
— Ах да, простите, полковника.
— Как угодно, — пожал плечами Клим Пантелеевич. — Только не обессудьте, Ярополк Святославович, до окончания следствия я не буду давать никаких пояснений и комментариев. Однако наш уважаемый доктор с радостью удовлетворит ваше любопытство, не правда ли, Николай Петрович? — хитро прищурившись, изрек Ардашев.
— Безусловно, — смиренно вымолвил Нижегородцев, осознав, что допустил оплошность.
— Вот и прекрасно, — обрадованно хлопнул себя по коленкам писатель и выудил из бокового кармана блокнот и карандаш. — Ну-с, Николай Петрович, прошу вас ввести меня в самую суть дознания.
— Вы тут пока пообщайтесь, а мне надобно пройтись… проверить, знаете ли, одну мыслишку. До скорой встречи, господа, — вставая, проговорил Клим Пантелеевич. Привычно выбрасывая вперед трость, он зашагал в обратном направлении. Ему вслед растерянно смотрел Нижегородцев.
15
Длинный вечер
Справляться со скверным расположением духа Ардашев научился давно. Без этой способности в разведке не выжить. Агенту всегда приходится мысленно сражаться с разного рода опасениями. И если относиться к ним каждый раз серьезно, то можно сойти с ума. Верное средство избавиться от скверного настроения — заняться любимым делом, которое хотя бы на время позволит улетучиться дурным мыслям. Для Клима Пантелеевича такими увлечениями были: сочинительство, бильярд, шахматы и, пожалуй, преферанс. Но это в идеальном варианте. Когда же нет возможности воспользоваться этими приятными занятиями, то надобно начать размышлять о каком-нибудь малознакомом процессе, чтобы новые мысли постепенно вытеснили прежние страхи, опасения или разочарования. Пока, например, представишь, как был устроен паровой самолет Можайского и каким образом он должен был подниматься в воздух, забудешь обо всем на свете. Или, допустим, начинаешь думать о том, как удается африканским бушменам впрок заготавливать мясо антилоп без соли? И как долго можно продержаться в знойной саванне без еды и воды? Стоит также попробовать порассуждать об изобретениях будущего: если с помощью телеграфа и телефона уже научились посылать на любое расстояние слова, то каким образом будут передавать мысли? И что надежней — аэроплан или дирижабль?
Правда, блага цивилизации — клуб и курзал — Ардашев только что миновал и потому опять решил туда вернуться. «Да, доктор наговорил лишнего этому надоедливому литературоведу. Хорошо, если Сорокопятов еще не успел перезнакомиться с местными газетчиками. А то получится, что именно я и выболтал всю информацию о деле. Как тогда следователю в глаза смотреть? Ах, Николай Петрович, Николай Петрович! Ну какой смысл давать окружающим лишнюю информацию о себе и своих делах? Разве от этого можно стать успешнее? Скорее всего, нет. Если ты поделился радостью о нежданной удаче с завистником, то он сразу же начнет создавать вокруг тебя отрицательное поле из собственных негативных мыслей, поскольку к нему в дом эта капризная дама еще не заглядывала. То же и друзья — в лучшем случае назовут тебя баловнем судьбы. Вот и весь итог. Многим мало прожить целую жизнь, чтобы это понять».
Клуб представлял собой длинное одноэтажное здание, выходящее на улицу большими венскими окнами. Резная дубовая дверь с витой бронзовой ручкой распахнулась с легкостью садовой калитки. «Раз смазывают петли у входной двери, значит, следят за порядком и внутри», — справедливо рассудил Клим Пантелеевич и не обманулся в своих предположениях.
В светлой просторной зале стояли накрытые белыми скатертями столики. Они были заняты лишь наполовину. В основном присутствовали статские, но было и несколько компаний офицеров, среди которых встречались и флотские — с кортиками и в ослепительно-белых мундирах.
Бильярдные фрейберговские столы — их адвокат насчитал только четыре — расставили свои массивные резные лапы в соседней зале. Заказав чаю с ромом, Клим Пантелеевич с удовольствием погрузился в созерцание упорной схватки между невысокого роста усатым господином в пиджачной паре и пехотным поручиком. Играли в пирамиду и, судя по напряженным лицам, — по-крупному. Поручик время от времени прикладывался к коньячной рюмке, но это ему не мешало вгонять в лузу довольно сложных «чужаков». Статский вместо «Шустова» пил вино и потому, видимо, был успешнее. Офицер нервничал и пытался бить щегольски. Он чаще применял клапштос[2], от чего уставал и иногда киксовал[3], промахивался, получал штрафы. Его соперник играл уверенными, беспощадно правильными ударами. В них не было ни forte, ни piano, зато присутствовал холодный коммерческий расчет. Битков он пускал легким накатом, и они, ударив «заказанные», загоняли их в гнезда луз. По всему было видно, что поручик проиграет. Так оно и случилось. Зашелестели банковские билеты, перекочевывая из одного портмоне в другой. Изрядно охмелевший офицер, не желая мириться с проигрышем, предложил «угол» — двойную ставку. Соперник согласился. Вторая партия повторила первую. И опять освободился от «лишнего» груза бумажник военного. Ставка утроилась…
