Цикл романов "Анжелика" Компиляция. Книги 1-13" (СИ) - Голон Серж
На мостовой театрального дворика были разбросаны кучки обглоданных костей. Последний доезжачий подцепил на вилы остатки требухи и позвал собак за собой.
Рога протрубили конец охоты. Люди стали уходить с балкона.
У входа в ярко освещенные комнаты неудержимый де Лозен выступал в роли зазывалы на карнавале:
— Развлекайтесь, мадам и месье! Вы присутствуете на потрясающем спектакле, который когда-либо кто-нибудь видел: месье дю Плесси в роли укротителя хищников! Вы дрожите, сударыня? Уж не чувствуете ли вы себя волчицей, которую укрощает такая властная рука? И вот уже хищник покорен! Боги довольны Ничего не осталось от оленя, который еще сегодня утром так радостно мчался в глубине леса. Проходите, мадам и месье! Будем танцевать!
На самом деле еще никто не танцевал, ибо королевский оркестр, состоящий из двадцати четырех скрипок, еще не прибыл из Сен-Жермена, а ярко одетые музыканты с напыщенным видом кружились по большой зале первого этажа и дули в трубы. Эти военные фанфары должны были возбуждать аппетит.
Лакеи стали подносить из кухни серебряные подносы с цветами, лакомствами и фруктами. Четыре огромных стола были уставлены золотыми и серебряными тарелками, наполненными такими деликатесами, как заливные куропатки, фазаны, овощи и фрукты, голубиные паштеты.
Анжелика лакомилась отварным перепелом и салатом, который принес ей маркиз де Лавальер.
Когда все насытились и первые восторги улеглись, мысли ее обратились к мадам де Паражон, одиноко сидевшей в ночной мгле. Она могла бы что-нибудь сделать для подруги.
Спрятав под складками одеяния пирог с миндалем и две груши, она выскользнула из залы. Едва она вышла наружу, как ее окликнул Флико, державший ее шляпу и плащ, забытые в карете Фелониды.
— Ты уже здесь? Ну что, починили экипаж?
— Если бы! Когда стемнело, мы с кучером вышли на дорогу и забрались в винную повозку, направляющуюся в Версаль.
— Ты видел мадам де Паражон?
— Она там, — он махнул в направлении нижнего двора, где мелькали фонари.
— Она разговаривает с какой-то знакомой девушкой из Парижа. Я слышал, что она собирается вернуться в наемном экипаже.
— Вот и хорошо! Бедная Фелонида! Наверное, я должна купить ей новый экипаж.
Убедив себя в этом, она позволила Флико провести себя мимо бесчисленных повозок и экипажей к тому месту, где он видел мадам де Паражон.
Когда Анжелика увидела ее, то сразу узнала «знакомую девушку из Парижа», это была мадам Скаррон, обнищавшая, но державшая себя с большим достоинством, вдова, которая часто появлялась при дворе как просительница, в надежде получить какую-нибудь небольшую, но выгодную должность, чтобы избавиться от нищеты.
Они обе уже садились в наемную карету, которая была переполнена второразрядной публикой, в большинстве своем такими же просителями. Они уезжали так же, как и прибыли сюда. Король объявил, что сегодня не будет выслушивать жалобы, что это он будет делать только завтра после мессы.
Некоторые просители все же остались, устроившись на ночлег по углам двора или на конюшне в соседней деревушке. Остальные возвращались в Париж, где должны были встать спозаранку, чтобы успеть на почтовую карету, идущую в Буа де Булонь, а затем проехать весь лес, чтобы появиться в прихожей короля, стараясь вручить просьбу прямо ему в руки.
Экипаж тронулся раньше, чем Анжелика успела добраться до него или хотя бы привлечь внимание подруг. Те были слишком возбуждены тем, что провели день при дворе, где они знали всех, а их не знал никто.
Анжелика накинула плащ на плечи и отдала принесенный пирог и груши молодому слуге. Когда она возвращалась в зал, то не могла выбросить из головы мысль о Филиппе. Ведь в любую минуту они могли встретиться лицом к лицу. Она не могла решить, как вести себя. Рассердиться? Казаться безразличной или…
У самого входа она остановилась, отыскивая его глазами, но его нигде не было видно. Увидев стол, за которым сидела мадам де Монтеспан, Анжелика направилась к ней. Мадам де Монтеспан собралась уезжать, Анжелика извинилась. Она уже не посмела приблизиться к какому-нибудь другому столу, боясь быть прогнанной вновь, и решила уйти, чтобы отыскать свою комнату.
Одетые в голубое, квартирмейстеры, в обязанности которых входило распределение жилья, заканчивали подписывать таблички с именами владельцев комнат. Гости следовали за ними по пятам, сопровождая эту процедуру возгласами восхищения или разочарования.
Флико окликнул Анжелику:
— Мадам, сюда, — и с возмущением добавил:
— Это совсем не похоже на вашу собственную спальню. И как только люди могут жить в этом королевском дворце?
Появилась Жавотта с пылающими щеками. Она казалась расстроенной.
— Я положила все, что вам нужно, мадам. Кажется, ничего не забыла.
Пройдя чуть дальше, Анжелика обнаружила, кто был причиной беспокойства Жавотты. Им оказался Ла-Виолетт, слуга ее мужа.
Открыв рот, он уставился на Анжелику так, как будто увидел привидение. Неужели это та женщина, которую он два десятка часов назад доставил в монастырь, завернутую в одеяло?
— Да, это я, негодяй! — крикнула она ему в лицо.
Гнев ее возрастал.
— Прочь отсюда, подлец! Убийца! Ты понимаешь, что чуть было не задушил жену своего хозяина?!
— Ма… ма… мадам… маркиза, — заикался Ла-Виолетт, переходя на крестьянский выговор. — Это не моя вина. Месье маркиз… он…
— Вон отсюда!
И, размахивая кулаками, она обрушила на него поток оскорблений, почерпнутых из простонародного запаса ее детства. Это было чересчур для слуги, и он поспешил убраться раньше, чем она набросится на него. Вобрав голову в плечи, он ринулся мимо нее к двери. И тут же столкнулся с маркизом.
— Что здесь происходит?
Анжелика посмотрела ему прямо в глаза.
— А, Филипп, добрый вечер! — ядовито сказала она.
Он посмотрел на нее взглядом слепого. Внезапно черты его лица исказились, глаза широко раскрылись в изумлении, которое сменилось выражением страха и, наконец, полного отчаяния.
Анжелика не удержалась от искушения обернуться, как будто некий демон подглядывал за ней. Но она увидела лишь качнувшуюся половинку двери, на которой один из квартирмейстеров мелом написал имя маркиза.
— Так это я вам обязан! — взорвался он, стукнув кулаком по двери. — Это публичное оскорбление! Немилость короля! Позор!
— Как это? — удивилась Анжелика. «Он, должно быть, помешался», — подумала она.
— Разве вы не видите, что написано на дверях?!
— Вижу… ваше имя.
— Да, мое имя, — он ухмыльнулся.
— И в этом все дело? А вы хотите, чтобы здесь появилось другое имя?
— Дело в том, что в течение ряда лет во всех замках, куда я следовал за королем, я видел эту надпись, которую из-за вашей глупости и вашего идиотизма нанесли сюда и которую я хотел бы видеть немедленно стертой. Вот она: «Оставлена для…»
— Ну и что в этом такого?
— Оставлено для… маркиза дю Плесси де Бельер, — процедил он сквозь зубы, побелев от гнева. — Эта фраза означает особое расположение короля. Этим самым его величество оказывает вам свое расположение. Это все равно, как если бы он сам стоял на пороге и приветствовал вас.
Жест, с которым он обвел глазами маленькую, узенькую комнатенку, вернул Анжелике чувство юмора.
— Мне кажется, что вас чересчур взбудоражила эта надпись? — сказала она, едва сдерживаясь от смеха. — А вы не думаете, что кто-то из квартирмейстеров ошибся, просто ошибся? Его величество всегда был высокого мнения о вас. Разве не вам оказали честь принести королю светильник сегодня ночью?
— Нет, не мне. И это тоже доказательство того, что король выражает неудовольствие.
Его повышенный тон привлек внимание соседей по коридору.
— Ваша жена права, маркиз, — вмешался герцог де Грамон. — Зря вы настроены так пессимистично. Его величество просто не взял на себя труд объяснить вам, что если он и просил передать честь принести ему ночник, то это лишь потому, что он хотел сделать кое-что и для герцога Будильона.
