Теофиль Готье - Железная маска (сборник)
Большинство преданий об узнике в маске могут быть отнесены и к Фуке.
Железная маска появился сразу же после мнимой смерти Фуке в 1680 году.
Смерть Фуке в 1680 году представляется сомнительной. 20 декабря 1664 года Фуке был приговорен к вечному изгнанию. Однако «король счел, что было бы крайне опасно позволить Фуке выехать из королевства ввиду его особой осведомленности в важнейших государственных делах». Приговор был смягчен, и изгнание заменено вечным заточением. Фуке было «запрещено общаться с кем бы то ни было устно или письменно, выходить из своего помещения по какой-либо причине, а равно и для прогулок». Недоверчивость Лувуа на этом и основана. Рекомендуемые им предосторожности были ничуть не строже предпринятых по отношению к Железной маске.
Рассказанная аббатом Папоном история о рубашке, на которой было что-то написано и которую нашел караульный, может быть соотнесена с отрывками из писем Лувуа Сен-Марсу. «Ваше письмо было мне вручено вместе с новым носовым платком, на котором Фуке написал записку» (18 декабря 1665 года). «Можете ему объявить, что если он будет использовать столовое белье вместо бумаги, пусть не удивляется, когда больше не получит его от вас» (21 ноября 1667 года). Отец Папон сообщает, что слуга узника в маске умер в камере своего господина; известно, что слуга Фуке, разделявший с ним заточение, умер в феврале 1680 года (письмо Лувуа Сен-Марсу от 12 марта 1680 года). Хорошую одежду, тонкое белье, книги – все, в чем не отказывали узнику в маске, – получал и Фуке. Обстановка его второй камеры в Пиньероле обошлась в тысячу двести ливров.
Известно, что до 1680 года Сен-Марс охранял в Пиньероле лишь двух важных политических узников – Фуке и Лозена. Однако, согласно дневнику Дюжонка, «давний узник, который был в Пиньероле», должен был находиться в этой крепости до конца августа 1681 года, когда Сен-Марс перешел в форт Экзиль. Значит, между 23 марта 1681 года (дата предполагаемой смерти Фуке) и 1 сентября 1681 года Железная маска появился в Пиньероле, откуда Сен-Марс перевез с собой в форт Экзиль только двух заключенных. Один из них – вероятно, Человек в маске, вторым был Маттиоли, который умер до 1687 года, так как Сен-Марс привез с собой в эту крепость только одного узника. «Я отдам самые суровые приказы об охране узника и могу отвечать за то, что он никуда не денется» (письмо Сен-Марса Лувуа от 20 января 1687 года).
В переписке Лувуа и Сен-Марса есть упоминание о смерти Фуке 23 марта 1680 года, но затем Лувуа не пишет больше о покойном Фуке, а просто о господине Фуке. Большинство парижских историков утверждали, что Фуке был похоронен в том же склепе, что и его отец, в церкви монастыря ордена визитандинок в приделе Святого Франциска Сальского, но это не так. Склеп в приделе Святого Франциска Сальского не открывался после 1786 года, когда в нем похоронили Аделаиду Фелисите Брюлар, последнюю из Сийери. Монастырь был закрыт в 1790 году, а в 1802 году церковь передали протестантам, но могилы в ней сохранились. В 1836 году Буржский собор потребовал останки одного из своих архиепископов, который был погребен в этом монастыре. Все склепы были исследованы, все надгробные надписи восстановлены. Эпитафии Никола Фуке не было!
«Никто не знает, где умер этот знаменитый интендант», – пишет Вольтер в «Философском словаре».
Но эта версия рушится, когда возникает дата, о которую разбились версии о герцоге Монмуте и графе де Вермандуа: «Узник, которого вы охраняете уже двадцать лет» (письмо Барбезье от 13 августа 1691 года. Согласно этому свидетельству, узник, которого Сен-Марс охранял двадцать лет, не мог быть Фуке, так как к 1691 году Фуке находился бы в заключении уже двадцать семь лет, а если считать от его мнимой смерти, то всего одиннадцать лет.
Мы изложили все версии, выдвинутые для разгадки чудовищной тайны. Полагаем, что Человек в железной маске был рожден вблизи трона. И если тайна еще не разрешена, то из нашего рассказа следует: всюду, где бы ни находился узник в маске, ему под страхом смерти было приказано скрывать свое лицо.
Этот человек в маске встречается на протяжении полувека в разных концах Франции!
Значит, на протяжении полувека существовало лицо, знакомое и узнаваемое в любом уголке Франции, даже в тюрьме на отдаленном острове, и имеющее сходство с лицом узника!
Кем же мог быть человек, поразительно похожий на узника, кроме как Людовиком XIV, братом-близнецом Железной маски?
Опровергнуть эту версию могут лишь неопровержимые доказательства.
Мы ограничили себя лишь ролью судебного следователя и надеемся, что читатель не обидится за то, что придется самому делать выбор среди противоречивых версий. Думается, что сочиненный об этом роман не смог бы оказаться интереснее описанных изысканий. Все, что связано с узником в маске, до сих пор вызывает живой интерес. Чего мы добивались? Раскрыть ужасное преступление, заклеймить палачей? Факты, которые мы привели, говорят сами за себя и куда более красноречивы, чем досужие домыслы сочинителей.
Паскаль Бруно
Я собирался отправиться в Италию и побывать в местах, где происходят основные события некоторых моих рассказов. Все, что генерал Т. рассказал нам об этой стране, для меня было особенно важно. Поэтому при обработке рукописи генерала я с удовольствием воспользовался полученным от него разрешением и неоднократно обращался к его описаниям и воспоминаниям о местах, в которых он побывал.
Таким образом, в моих записках по Италии читатель найдет немало подробностей, собранных благодаря его любезному содействию. Однако этот благородный спутник покинул меня на южной оконечности Калабрии, не желая пересекать пролив. Пусть он и провел два года в ссылке на острове Липари, вблизи сицилийских берегов, но ни разу не побывал в Силиции и отказывался говорить об этой стране. Должно быть, оттого что опасался сам себя: ведь он, неаполитанец, мог и не избежать предвзятых суждений, вызванных взаимной неприязнью соседствующих народов.
Одним словом, я решил разыскать господина Пальмьери, сицилийского изгнанника, автора обширного двухтомника воспоминаний, – к сожалению, за последнее время я потерял его из вида. И от него узнать об острове, столь поэтичном и загадочном, уточнить общие сведения и разведать характерные мелочи, которые помогают заранее избрать важные пункты путешествия. Однако не успел я это сделать, как к нам на Монмартр, номер 4, однажды вечером пришел сам генерал Т. с господином Беллини, о котором я отчего-то позабыл. Генерал позвал его вместе пополнить маршрут моей предполагаемой поездки. Можно себе представить, как горячо был принят автор «Сомнамбулы» и «Нормы» в нашем сугубо артистическом обществе. Беллини родился в Катании, и первое, что увидели его детские глаза, было море. Море, чьи волны рождаются, омывая стены Афин, и с мелодичным шумом умирают у берегов Сицилии, второй Греции. Острова, где в окрестностях сказочной древней Этны по прошествии восьмисот лет еще живы мифы Овидия и поэмы Вергилия. Недаром Беллини считается наиболее поэтической натурой, какую только можно себе представить. Его талант должно воспринимать сквозь призму чувства, а не по канонам науки, есть лишь извечная песня, нежная и печальная, как воспоминание, есть только эхо, что дремлет в горах и лесах, что живет едва слышно, пока его не разбудит крик страсти или боли.
