Александр Дюма - Графиня де Монсоро
– Тогда одевайся, и пошли.
– Погоди!
– А что?
– Я хочу узнать у тебя еще несколько подробностей.
– А не мог бы ты спросить о них, пока меня будут одевать?
– Я предпочитаю сделать это, пока мы одни.
– Тогда спрашивай, да поскорей: время идет.
– Что будет делать твой двор?
– Он сопровождает меня.
– А твой брат?
– Он пойдет со мной.
– А твоя гвардия?
– Французская, во главе с Крийоном, будет ждать меня в Лувре, а швейцарцы – у ворот аббатства.
– Чудесно! – сказал Шико. – Теперь я все знаю.
– Значит, я могу позвать?
– Зови.
Генрих позвонил в колокольчик.
– Церемония будет замечательной, – продолжал Шико.
– Я надеюсь, бог воздаст мне за нее.
– Это мы увидим завтра. Но ответь мне, Генрих, пока еще никто не пришел, ты больше ничего не хочешь сказать мне?
– Нет. Разве я упустил какую-нибудь подробность церемонии?
– Речь не об этом.
– А о чем же тогда?
– Ни о чем.
– Но ты меня спрашиваешь.
– Уже окончательно решено, что ты идешь в аббатство Святой Женевьевы?
– Конечно.
– И проведешь там ночь?
– Я это обещал.
– Ну, раз тебе больше нечего сказать мне, сын мой, то я сам тебе скажу, что эта церемония меня не устраивает.
– То есть как?
– Не устраивает. И после того, как мы позавтракаем…
– После того, как мы позавтракаем?
– Я познакомлю тебя с другой диспозицией, которую придумал я.
– Хорошо, согласен.
– Даже если бы ты и не был согласен, это бы не имело никакого значения.
– Что ты хочешь сказать?
– В переднюю уже входит твоя челядь.
И в самом деле, лакеи раздвинули портьеры, и появились брадобрей, парфюмер и камердинер его величества. Они завладели королем и стали все вместе совершать над его августейшей особой обряд, описанный в начале этой книги.
Когда туалет его величества был на две трети завершен, объявили о приходе его высочества монсеньора герцога Анжуйского.
Генрих обернулся к брату, приготовив для него свою самую лучшую улыбку.
Герцога сопровождали господа де Монсоро, д’Эпернон и Орильи.
Д’Эпернон и Орильи остались позади.
При виде графа, все еще бледного и с выражением лица еще более устрашающим, чем обычно, Генрих не смог скрыть своего удивления.
Герцог заметил, что король удивлен, главный ловчий – тоже.
– Государь, – сказал герцог, – граф де Монсоро явился засвидетельствовать свое почтение вашему величеству.
– Спасибо, сударь, – сказал Генрих, – тронут вашим визитом, тем более что вы были тяжело ранены, не правда ли?
– Да, государь.
– На охоте, как мне говорили?
– На охоте, государь.
– Но сейчас вы чувствуете себя лучше, не так ли?
– Я поправился.
– Государь, – сказал герцог Анжуйский, – не угодно ли вам, чтобы после того, как мы исповедуемся и причастимся, граф де Монсоро отправился подготовить нам хорошую охоту в лесах Компьени?
– Но, – возразил Генрих, – разве вы не знаете, что завтра…
Он собирался сказать: «…четверо моих друзей дерутся с четырьмя вашими», но вспомнил, что тайна должна быть сохранена, и остановился.
– Я ничего не знаю, государь, – ответил герцог Анжуйский, – и если ваше величество желает сообщить мне…
– Я хотел сказать, – продолжал Генрих, – что поскольку эту ночь мне предстоит провести в молитвах в аббатстве Святой Женевьевы, то к завтрему я, возможно, не буду готов. Но пусть господин граф все же отправляется: если завтра охота не состоится, то она состоится послезавтра.
– Вы слышите? – обратился герцог к графу де Монсоро, который ответил с поклоном:
– Да, монсеньор.
Тут вошли Шомберг и Келюс. Король принял их с распростертыми объятиями.
– Еще один день, – сказал Келюс, кланяясь королю.
– Но, к счастью, всего один, – заметил Шомберг.
В это время Монсоро, со своей стороны, говорил герцогу:
– Вы, кажется, добиваетесь моего изгнания, монсеньор?
– Разве долг главного ловчего состоит не в том, чтобы подготавливать охоту для короля? – со смехом спросил герцог.
– Я понимаю, – ответил Монсоро, – я вижу, в чем дело. Сегодня вечером истекает восьмой день отсрочки, которую вы, монсеньор, попросили у меня, и ваше высочество предпочитаете лучше отослать меня в Компьень, чем сдержать свое обещание. Но поостерегитесь, ваше высочество: еще до сегодняшнего вечера я могу одним словом…
Франсуа схватил графа за руку.
– Замолчите, – сказал он, – напротив, я выполняю обещание, которое вы помянули.
– Объяснитесь.
– О вашем отъезде для подготовки охоты станет известно всем. Ведь вы получили официальный приказ.
– Ну и что?
– А вы не уедете и спрячетесь поблизости от вашего дома. И тогда, думая, что вы уехали, появится человек, которого вы желаете знать. Остальное ваше дело. Насколько помню, я ничего больше не обещал.
– А! Если все обстоит так… – сказал Монсоро.
– У вас есть мое слово, – сказал герцог.
– У меня есть больше, чем ваше слово, монсеньор, – у меня есть ваша подпись.
– Да, клянусь смертью Христовой, мне это хорошо известно.
И герцог отошел от Монсоро, чтобы приблизиться к своему брату. Орильи тронул д’Эпернона за руку.
– Все в порядке, – сказал он.
– Как? Что в порядке?
– Господин де Бюсси не будет драться завтра.
– Господин де Бюсси не будет драться завтра?
– Я за это отвечаю.
– Кто же ему помешает?
– Не все ли равно, раз он не будет драться?
– Если это случится, мой милый чародей, вы получите тысячу экю.
– Господа, – сказал Генрих, уже закончивший свой туалет, – в Сен-Жермен-л’Оксеруа.
– А потом в аббатство Святой Женевьевы? – спросил герцог.
– Разумеется, – ответил король.
– Рассчитывайте на это, – сказал Шико, застегивая на себе пояс с рапирой.
Генрих вышел в галерею, где его ждал весь двор.
Глава ХLVII,
которая добавит ясности главе предыдущей
Накануне вечером, когда все было решено и сговорено между Гизами и анжуйцами, господин де Монсоро возвратился в свой дом и встретил там Бюсси.
Тогда, подумав, что этот храбрый дворянин, к которому он по-прежнему относился очень дружески, может, не будучи ни о чем предупрежден, сильно скомпрометировать себя послезавтра, он отвел его в сторону.
– Дорогой граф, – сказал он молодому человеку, – не позволите ли вы мне дать вам один совет?
– Само собой разумеется, – ответил Бюсси. – Прошу вас об этом.
