Красавчик Саша - Курганов Ефим

Граф сунулся было к Александру Стависскому, у которого частенько бывали шальные деньги, но тот отказал наотрез, да еще и фактически выгнал де ля Рокка из своих апартаментов в отеле «Кларидж». Проклятый еврейчик! (Замечу в скобках: Саша редко кому отказывал в помощи, но лигу «Огненные кресты» он на дух не переносил.)

Итак, де ля Рокку оставалось одно — идти к барону Аарону Гольдвассеру. Тот уже столько раз втихаря оказывал содействие «Огненным крестам», но ведь все, совершенно все профукали (последний раз на новогодний бал). Черт! Придется идти опять.

Де ля Рокк зло буркнул своим адъютантам:

— Ждите меня здесь. Из бистро не отлучаться ни на миг!

И вышел из замызганного полутемного зальчика, раздраженный тем, что должен в очередной раз унижаться пред богатым еврейчиком.

Барон Аарон Гольдвассер принял графа сразу же. И Жан-Франсуа де ля Рокк без промедления выпалил заготовленную заранее унизительную речь:

— Господин барон! Я к вам по неотложному делу. Лига «Огненные кресты», а в рядах ее ныне ведь находится лучшая молодежь Франции, испытывает в последнее время серьезные финансовые трудности. Мы взываем к вашей сострадательности и к содействию. Я заверяю, господин барон, что, когда мы придем к власти, вы и ваше семейство будете находиться под личною охраною «Огненных крестов»…

Барон Гольдвассер понимающе улыбнулся, молча выписал чек на сорок тысяч франков и протянул де ля Рокку. Тот опешил от неожиданности (он никак не ожидал такой поспешности), глупо хихикнул и с перекошенным лицом тут же ринулся к бистро на улице Пуассонье.

Вбежав в бистро, граф с порога крикнул своим адъютантам:

— Все едем в Марсель. И не медля!

А барон Гольдвассер остался сидеть в полной задумчивости в своем кабинете, утопая в огромном мягком кресле, покрытом бурой медвежьей шкурой.

В это время за окном раздался яростный пьяной рев: «Депутатов — в Сену!»

Барон прошептал:

— Я обязан предусмотреть абсолютно все возможности. Во всяком случае, нет ничего более ненадежного, чем наша пресловутая демократия.

Демократия-то ненадежна — это правда, но, кажется, барон Аарон Гольдвассер ловко перехитрил сам себя…

Вообще во многих отношениях Стависский был мне симпатичнее и, главное, явно честнее, чем многоопытный финансист Гольдвассер. Да! Да! Честнее. Я ничего не перепутал. Именно так.

«Красавчик Саша» с 1925 по 1933 год регулярно потрясал всю Францию. При этом он отличнейшим образом понимал, что деятельность подлинного афериста требует тончайшего мастерства и неукоснительнейшего соблюдения определенных правил, в том числе и этических.

Как аферист, он оставался предельно честен: не был безоглядным, на все готовым хапугой; забирал у одних и отдавал другим. Причем проделывал это артистически. Стависский сумел превратить блеф в высочайшее искусство.

Сентябрь

ПАРИЖ

СТАВИССКИЙ И ГОСПОЖА ПРОКУРОРША

В клубе «Империал», помимо зала для главных приемов, имелась еще целая анфилада зальчиков. В полиции говорили, что Александр Стависский облюбовал для себя один, многозначительно именовавшийся «Залом интимных удовольствий».

Там было довольно забавно. Пол устилал ковер. На нем по зеленому полю бежала целая толпа Венер, за которой гнались Аполлоны. Все, естественно, обнажены. В двух углах комнаты возвышались две мраморные Венеры, в двух других углах — два Аполлона. Посредине располагалась тахта, обитая голубым штофом с рисунком: Венера страстно ласкает сама себя, а за ней подглядывает Аполлон.

По утверждению одного моего коллеги из комиссариата финансовой полиции, именно в «Зале интимных удовольствий» Стависский и принимал обычно госпожу прокуроршу. Свидания эти происходили в среднем будто бы раз в месяц.

Прелестная Элен, сестра премьера Камиля Шотана и жена генерального прокурора республики господина Прессара, прибывала в «Империал» в глубочайшем инкогнито: закутанной в длинный, до пят, шелковый плащ с огромным капюшоном.

В сентябре 1931 года Элен ушла из клуба особо довольной; можно даже сказать, совершенно счастливой. Вот что говорят, там произошло.

История красивая, чрезвычайно эффектная, вполне в духе развратно-безумного Парижа того времени, но, как я полагаю, не очень надежная в плане своей реальности. Более того, я почти убежден, что весьма и весьма многие детали якобы происшедшего тогда в клубе «Империал» точно уж были присочинены полицейскими информаторами — известными лгунишками — ежели даже не все детали. И все же, что слышал (а вернее, что читал), то и передаю сейчас, хотя сам не очень верю этой истинно парижской гнусно-эротической сказке.

Но хотя бы половина процента, содержащего реальный отзвук реального события, тут все же должна быть. Надеюсь на это, во всяком случае. Хорошо бы, конечно, выяснить, что за полпроцента. Что ж, может быть это когда-нибудь мне и удастся.

Итак, вот как ВРОДЕ БЫ принимал Саша Стависский госпожу прокуроршу в клубе «Империал».

Но что совершенно бесспорно и не «ВРОДЕ БЫ» — так это то, что генеральный прокурор Прессар вкупе со своею дрожайшей супругою в Александре Стависском просто души не чают.

Когда госпожа прокурорша вошла в зал, ее встретил сам Стависский, собственною персоною.

Волосы его были искусно завиты. Он подбежал к госпоже прокурорше, танцуя и держа в руке какой-то инструмент, подобие греческой кифары. Скинув с нее плащ, он шепнул: «Богиня моя, немедленно раздевайтесь. Немедленно».

Госпожа прокурорша послушно начала обнажаться, хотя прежде их свидания — это всегда был целый процесс, весьма ритуализированный. В общем, она прислушалась к пожеланию своего кавалера.

Как только госпожа прокурорша оказалась в одеянии прародительницы нашей Евы, Аполлон-Стависский вдруг развернулся и что-то накинул на Элен. Это была туника. Но какая? Совершенно необычная. Она была вся сшита из чековых билетов.

Госпожа прокурорша была потрясена и, кажется, счастлива как никогда.

Вскоре после этого свидания в клубе «Империал» дела Алекса необычайно резко пошли в гору.

И премьер и генеральный прокурор Третьей республики все более стали благоволить к нему, а это было более чем серьезно. Еще бы! Так решила женщина, столь много значившая для них обоих. И отныне и премьер и генеральный прокурор стали пропагандистами жулика — гениального, но все же жулика.

Теперь уже за Стависского была едва ли не вся верхушка правящей партии радикалов. В чем это выразилось? А вот в чем. Многие министры самолично стали распространять его акции. Алекс начал превращаться в респектабельную фигуру. В общем, настала вдруг пора для разительных перемен.

А прекрасная Элен Прессар, урожденная Шотан, первое время чудо-тунику оставляла нетронутой (все глядела и любовалась), но потом решилась и крайне осторожно распотрошила ее.

Чековые билеты были аккуратнейшим образом уложены в пять изящнейших шкатулок из слоновой кости. Впрочем, через некоторое время все они опустели.

Ноябрь

ПАРИЖ

ПРЕФЕКТ И ЕГО АГЕНТ

Префект Парижа Жан Кьяпп опорожнил бокал вина и спросил, резко и даже жестко:

— Ну что, Вуа? Новости есть? Как он? На девочек клюнул? Говори же быстрее. Не томи меня, идиот.

Анри Вуа принялся послушно, но неохотно рассказывать:

— Господин префект, да на девочек-то Стависский клюнул, но толку для нас с этого, правду сказать, никакого. Да и клюнул своеобразно. В постельку с ними никоим образом не укладывается, при этом платит им более чем щедро. Догадался он, что ли, что девчонки подосланы? Не знаю, право. Болтает всякие похабные историйки, да дарит цветы. Вот и все. Так что ничего лишнего он не сболтнул, увы. По делу — совершенно ничего.