Роберт Говард - Дочь Эрлик Хана
Гордон подался назад к дверям пещеры и крикнул своим людям то, что сказал англичанин. Йогок, бледный от страха, молча смотрел на Аль-Борака. Гордон взглянул на него, и жрец затрясся всем телом.
— Отсюда есть другой выход? — свистящим шепотом спросил Гордон.
Не в силах вымолвить ни слова, Йогок лишь отчаянно замотал головой.
— Нет никакого пути, по которому могли бы пройти люди или кони.
— Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа жрец нырнул в темноту и взял лампу, осветив ею выход из туннеля.
— Здесь была лестница, — сказал он. — Она вела к выступу в скале, на котором когда-то был устроен сторожевой пост для защиты от вторжения. Но никто никогда даже близко не подходил к Иолгану, и мы сняли сторожевые посты, не думая ни о какой опасности. Путь есть, но вряд ли он тебе поможет — с той стороны тебя ждут отвесные скалы.
— Это не твоя забота, — пробормотал Гордон, напряженно вглядываясь в ту сторону, откуда раздавался голос Ормонда.
Прошептав Орхану команду, он чуть отступил и бросил последний взгляд на Ясмину. Туркмены начали медленно отступать, и Гордон, убедившись, что последний человек скрылся в пещере, задержался у входа, глядя на приближавшихся врагов.
Они дико вопили; стрелять в них было бесполезно: патронов все равно не хватило бы. Гордон отступил в глубь пещеры, не спуская взгляда с ущелья. Его глаза еще не успели привыкнуть к темноте, но он уже знал, что его люди с ружьями наготове уходят в глубину пещеры. Он хотел последовать за ними, как вдруг увидел человека, выбежавшего из-за гребня горы и спрятавшегося за выступ скалы. Гордон вскинул ружье и стал ждать.
Пот заливал его глаза; усталость и недостаток сна валили его с ног, но Гордон знал, что он должен уничтожить врага. Тень между камнями еще раз метнулась, спрятавшись за огромным валуном, но Гордон не нажал на курок, выжидая более подходящего момента.
Над скалами царила тишина, и Гордон, не выдержав, выстрелил, целясь в камень, за которым прятался его враг. Пуля отколола кусок скалы, и в то же мгновение за камнем показалась ухмыляющаяся физиономия Ормонда. Он злобно расхохотался, но не выстрелил в ответ, и Гордон понял, что у него нет огнестрельного оружия.
Американец слышал вопли своих туркмен, но сейчас его главной задачей было вскарабкаться на уступ, чтобы занять более выгодную позицию, откуда он мог бы взять на мушку Ормонда.
Перед его глазами плыл красный туман, но все же он увидел, как Ормонд вновь высунулся из своего укрытия, держа в руках кривую саблю, которую он, должно быть, нашел в пещере. Увидев Гордона с ружьем в руках, англичанин замер и попятился, но тут внезапно нога Гордона соскользнула с крошечного выступа, и он неминуемо полетел бы в пропасть, если бы в последний момент не успел ухватиться руками за камень. Для этого ему пришлось пожертвовать ружьем, которое улетело в пропасть. Это внезапное потрясение вновь вернуло ясность его сознанию и силу его мышцам. Сделав последнее усилие, Гордон взобрался наверх выступа и увидел англичанина с занесенной над головой саблей всего в нескольких шагах от себя. Последним рывком Гордон вскочил на ноги, приготовившись к схватке.
— Значит, теперь мы поговорим на языке стали, Аль-Борак! — злобно ухмыльнулся Ормонд. — Посмотрим, так ли ты умело владеешь саблей, как о тебе говорят.
Они сражались на узкой горной тропе, опасно балансируя над пропастью; несколько раз то один, то другой замирал на ее краю, едва удерживая равновесие.
Ормонд совершенно обезумел. В его глазах горела ярость дикаря, хотя умение владеть оружием он явно получил от лучших учителей своей родной Англии. У Гордона не было учителей фехтования, сражаться на саблях он научился в диких степях и горах, в пустынях. Его научила сражаться сама жизнь, и в этом он был подобен диким кочевникам.
Вложив всю свою мощь и ненависть в удары сабли, Гордон не давал англичанину ни на дюйм продвинуться вперед, заставляя его понемногу отступать. Удары его сабли стали подобны ударам молота по наковальне.
— Свинья! — задыхаясь, выкрикнул Ормонд и, собрав последние силы, плюнул в лицо врагу.
— Это за Ахмеда! — проревел Гордон, обрушивая на голову англичанина страшный удар.
Издав последний звериный крик, Ормонд с залитым кровью лицом еще мгновение пытался удержаться на ногах, но затем качнулся и полетел в пропасть.
Гордон без сил опустился на камень, внезапно заметив, как страшно дрожат все его мышцы. Выпустив саблю из рук, он уронил голову на руки и начал уже впадать в забытье, когда вдруг крики, раздавшиеся откуда-то снизу, вернули его к реальности.
— Эй, Аль-Борак! Сейчас только что мимо нас пролетел человек с разрубленной головой! Ты его убил! А сам ты цел или ранен? Что нам делать? Мы ждем твоих приказов!
Гордон поднял голову и взглянул на солнце, которое как раз поднималось над восточными пиками, окрашивая малиновым цветом снежную вершину горы Эрлик-хана. Он отдал бы все золото монахов Иолгана за то, чтобы ему позволили сейчас лечь и поспать хотя бы час. Но его работа еще не была завершена, и он не имел права отдыхать. Поэтому, с трудом поднявшись на ноги, Аль-Борак подошел к краю пропасти и, держась за выступ, наклонился над ней.
— Садитесь на коней и скачите, собачьи дети! — с трудом выговаривая слова, крикнул он. — Скачите вперед, а я пойду вдоль гребня. Отсюда я вижу место за следующим выступом, где я смогу спуститься на тропу. Йогока возьмите с собой; он заработал свою свободу, но он получит ее не сейчас.
— Поторопись, Аль-Борак! — раздался снизу нежный голос Ясмины. — До Дели еще так далеко и столько гор еще лежит впереди!
Гордон вложил саблю в ножны и засмеялся, и эхо многократно повторило его смех. Туркмены сели на коней и выехали на тропу, затянув тут же сложенную песню в его честь, называя в ней Гордона «сыном меча», а человек, которому посвящалась эта песня, смеясь, шел по гребню горы и не щурясь смотрел на солнце.