Гэри Дженнингс - Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
— Пока ты с огромным трудом возвращался сюда, Торн, посланцы из Константианы уже добрались до Константинополя, Равенны, Сингидуна и всех других больших городов, включая и Новы. Они сообщили, что Страбон сильно искалечен, даже изувечен, но жив.
— Это невозможно! — выдохнул я. — Мы с Одвульфом оставили его умирать, отрезав негодяю все четыре конечности. Я сам видел, как Страбон истекал кровью, даже губы его были синими.
— Я не сомневаюсь, что ты достойно ему отомстил, Торн. Посланцы сказали, что Страбон прикован к постели и к нему никого не пускают, за исключением двух-трех самых искусных и доверенных лекарей. Так что очень похоже, что он превратился в человека-свинью, все совпадает с твоим рассказом. Видимо, его, тяжело раненного, нашли прежде, чем он истек кровью. Однако было объявлено, что тут не обошлось без провидения, божественного вмешательства.
— Что?
— Посланцы сообщили, что Страбон якобы снова обратился к Богу и поклялся, что с этих пор станет примерным арианином.
— Ну теперь это ему не составит труда. Но что это на негодяя вдруг нашло?
— Страбон якобы желает возблагодарить Господа за чудесное избавление от смерти и дальнейшее исцеление. Он приписывает это тому, что испил молока Пречистой Девы.
6
Впоследствии мне довелось увидеть Страбона лишь еще один раз, да и то издали, причем это произошло несколько лет спустя. Об этой нашей встрече я расскажу в свое время.
Сейчас лишь упомяну, что бывший нечестивец и тиран, казалось, и впрямь решил соблюдать обет, который дал на пороге смерти, и стал милосердным и кротким христианином. Люди непосвященные, не знавшие, что теперь Страбон сделался жалким калекой, страшно дивились тому, что он больше никогда не ездил верхом, не брал в руки оружия, не насиловал девственниц и лично не водил своих воинов в битву или на грабеж. Монарх вел затворническую жизнь, подобно живущему в пещере анахорету, который совершает в одиночестве свои молитвы. Единственной спутницей Страбона, как было официально объявлено, стала его новая жена Камилла, мать их новорожденного сына Байрана. Однако женщина эта, будучи глухонемой, не могла рассказать ничего о жизни императора. Несколько высокопоставленных офицеров, которых допускали к Страбону, чтобы они могли получить от него приказы и наставления, выходили из покоев короля, храня такое же молчание, как и его глухонемая супруга.
Естественно, я поверил в истории о затворничестве Страбона, потому что знал его истинную причину. Больше всего меня изумило, что жалкая и уродливая служанка каким-то образом ухитрилась выйти замуж за короля и так возвыситься. Без всяких сомнений, Камилла смогла сделать это, дав понять Страбону, что одно из его пьяных изнасилований привело к тому, что она забеременела, — а вы прекрасно знаете, как страстно мечтал старик еще об одном сыне. Разумеется, у него было больше причин жениться на служанке, чем у Теодориха вступать в законный брак с Авророй. Я рассудил, что, поскольку теперь Страбон был не в состоянии найти достойную замену неряшливой Камилле, он решил остановиться на той королеве, которую мог заиметь.
Со стороны все и впрямь выглядело так, будто Страбон раскаялся в своих грехах и начал новую жизнь, однако я-то понимал, что он ведет себя так лишь в силу сложившихся обстоятельств. Его кажущееся благочестие наделе было вынужденной необходимостью. Как только распространилась новость о том, что Теодорих Амал стал истинным и единственным королем остроготов, бо́льшая часть армии Страбона с радостью ему присягнула. Точно так же повели себя и мирные жители городов и селений (причем не только остроготы, но и другие народы, даже скловены). Короля Теодориха приветствовали всюду — и в Сингидуне на западе, и в Константиане на востоке, и в Пауталии на юге.
Со Страбоном остались лишь те воины, которые по происхождению принадлежали к его ветви рода Амалов, однако подданных у него теперь было совсем мало. Его воины стали бродягами, которые кочевали из одной «крепости» в другую. Я пишу это слово в кавычках, поскольку обнаружилось, что крепости, которыми он похвалялся передо мной, больше не являлись таковыми, да и самих воинов не слишком-то радушно там принимали. В последующие годы Страбон время от времени все же накапливал силы для ведения небольшой войны или организовывал какой-нибудь грабительский набег. Но эти его выходки редко доставляли серьезные неприятности Зенону или Теодориху, ибо их легионы с легкостью расправлялись с мародерами.
(Замечу в скобках, что Страбон мог сделать лишь одну вещь, которая могла бы причинить вред и сильно осложнить жизнь лично мне, но он так никогда и не сделал этого, по крайней мере, я сам ничего такого не слышал. Он так и не рассказал никому о том, какой испытал шок, когда мнимая принцесса Амаламена обнажила перед ним свои интимные части тела и объявила, что она на самом деле Торн Маннамави. Скорее всего, Страбон решил, что этот кошмар просто-напросто привиделся ему в предсмертном бреду!)
Сын Страбона Рекитах так и не присоединился к отцу, он по-прежнему оставался в Константинополе. Если Зенон и прежде не слишком ценил его в качестве заложника, то теперь с Рекитахом вовсе не считались, поэтому он больше не жил в Пурпурном дворце. Но, очевидно, в свое время отец снабдил его достаточным количеством денег, возможно даже большим, чем было теперь у самого Страбона. Рассказывали, что Рекитах смог позволить себе приобрести прекрасное жилье в Константинополе и теперь наслаждался праздной и приятной жизнью — как-никак он был все-таки отпрыском знатного рода.
После того как я вернулся в Новы и благополучно воссоединился с Теодорихом, мне понадобилось некоторое время, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Интересно, гадал я, какое на этот раз мой король придумает задание для своего маршала Торна? Однако у Теодориха хватало других дел. Первейшая обязанность короля — заботиться о нуждах своих подданных. И теперь, когда Теодорих стал истинным королем всех остроготов, неотложных дел, которые требовали его внимания, хватало. Кроме того, приняв на себя командование объединенными силами на границе Данувия, мой друг вынужден был решать многочисленные военные задачи. Ну а когда в положенный срок Аврора родила ребенка, Теодорих проявил себя заботливым мужем и отцом. Если он и откладывал в сторону государственные вопросы, то только для того, чтобы провести время со своей супругой и новорожденной дочерью Ареагни.
Однако не могу сказать, что мною пренебрегали или обо мне забыли; совсем наоборот, грех жаловаться: я получил все, что полагалось почитаемому herizogo, после чего решил некоторое время отдохнуть и насладиться жизнью. Теодорих пожаловал мне поместье другого, недавно скончавшегося herizogo, у которого не осталось наследников. Это было процветающее хозяйство на берегу Данувия. Дела там вели толковые управляющие, а работали рабы. Со всеми возделанными полями, садами, виноградниками и пастбищами поместье это оказалось почти таким же обширным, как земли аббатства Святого Дамиана в Балсан Хринкхен. Правда, главное здание, моя резиденция, не было похоже на дворец, но зато это был крепкий, добротный, удобный, хорошо обставленный дом, в котором имелось достаточно отдельных помещений для многочисленных слуг. Там были также и домики, где жили мои работники, рабы с семьями. У меня имелись собственная кузница, мельница, пивоварня, пасека и маслобойня, и все это работало как часы. Я уж не говорю о многочисленных коровниках, конюшнях, свинарниках, овчарнях и погребах, заполненных всем тем, чем богата эта земля: коровами, свиньями, лошадьми, домашней птицей, зерном, виноградом, сырами, фруктами и овощами. Если бы я решил прожить остаток своей жизни как богатый землевладелец, мне бы пришлось самому управлять делами, но зато я жил бы в сытости и довольстве.
