Александр Дюма - Сын Портоса
— Ах! — Она притворилась, что поскользнулась. — О, господин Жоэль, мостовая такая скользкая, а кругом непроглядная тьма! Позвольте мне опереться на вашу руку!
— С удовольствием, госпожа Атенаис.
Слегка дрожащая рука «госпожи Атенаис» повисла на руке Жоэля, полностью сохранявшей твердость, ибо для юноши после Авроры дю Трамбле все женщины, даже Монтеспан, отодвинулись на задний план.
Они вышли на площадь Сен-Мишель.
— Сударь, — заговорила маркиза, — держу пари, что вы приехали в столицу искать счастья.
— Вы угадали — именно с этой целью.
— Так значит, дама Фортуна — единственная представительница слабого пола, которая вас привлекает?
— В данном случае едва ли уместно говорить о слабом поле, так как я разыскиваю не женщину, а мужчину.
— Очевидно, знатного покровителя?
— Надеюсь, что знатного, но более чем покровителя — вершителя моей судьбы, моего будущего, всего, что касается меня.
Чувствуя, что откровенность завела его слишком далеко в беседе с незнакомыми женщинами, Жоэль, переменив тему, воскликнул:
— Повернем направо — этот дом сносят, и мы рискуем получить камнем по голове или угодить в кучу мусора.
— Я спросила вас, кого вы разыскиваете…
— Немного левее — вы едва не ступили в лужу.
Бросив на юношу взгляд, маркиза погрозила ему пальцем.
— О, вы, бретонцы, такие же упрямые, как нормандцы! Вся ваша вежливость направлена на то, чтобы скрыть от меня ваш секрет. И таким способом вы надеетесь сбить гончих со следа?
— Мой секрет принадлежит не мне, — серьезно ответил Жоэль, — а женщине, которой уже нет в живых.
— Ну так храните его! За подобными вещами парижские грабители не охотятся, а в мои привычки не входит вилять хвостом для достижения цели. Но послушайте: если вам не удастся добиться желаемого от человека, о котором вы говорили, или вы просто не найдете его, что вы будете делать тогда?
— Стану солдатом короля и пойду искать свою судьбу на поле битвы, глядя в лицо опасности.
— Я уверена, что вы сделаете карьеру в армии, если можете похвастаться благородным происхождением или имеете друга, который в состоянии вам помочь.
— Какого друга?
— Который любит вас, на которого можно положиться, и который имеет достаточно влияния, чтобы представить вас при дворе.
Юноша искренне рассмеялся.
— Ха-ха! У этого друга должна быть такая длинная рука, чтобы он мог, не наклоняясь, развязывать шнурки на ботинках! Даже в Париже подобные друзья не падают с неба.
— И тем не менее вы не умрете от их отсутствия — даю вам слово. С вашей красотой и доблестью…
Смущенный юноша начал напевать рождественскую песню.
Маркиза резко прервала его, осведомившись:
— Скажите, у вас есть возлюбленная?
Они теперь находились в квартале Сен-Жак. Спутницы маркизы скромно шагали в некотором отдалении за парой, притворяясь, что разговор не долетает до их ушей, но изо всех сил стараясь его подслушать.
Однако наш герой не сразу ответил на вопрос, вызвавший перед его внутренним взором образ Авроры. Он видел ее, бредущей по холмам Сомюра, ее изящную фигурку, скромное дорожное платье, и привязанную к руке лентами соломенную шляпку, пышные волосы, которые развевал ветер.
— У меня нет той, кого называют возлюбленной, — наконец ответил Жоэль, я его голос обнаруживал глубину эмоции, — но есть девушка, которую я люблю.
— О Господи! И давно вы пребываете в подобном состоянии?
— По правде говоря, сударыня, только сегодняшний вечер.
— Как же вы об этом узнали?
— Очень легко — по чувствам. Мой пульс стучал, словно у меня жар, кровь бежала в жилах, как вода, прорвавшая плотину, сердце теснилось в груди, а виски горели, как в огне!
— Ну, это великая страсть, насколько я могу судить! — проворковала маркиза. — С такой пламенной любовью встречаешься не часто.
— Никогда еще женщина не производила на меня подобного впечатления — это кажется настоящим волшебством!
Расширенные глаза дамы вспыхнули. Простодушный сельский юноша заставил ее вообразить, что он объясняется ей в любви с первого взгляда.
— Ах, что же может дать столь влюбленный мужчина в награду за взаимность? — спросила она.
— Все, что я имею, — вплоть до жизни!
Он выпрямился в полный рост — в этот момент вся доблесть его предков, Антуана, Гаспара, Портоса, вспыхнула в нем.
— И вы стали бы защищать от кого угодно предмет вашего обожания?
— Да!
— И если бы кто-нибудь замыслил против нее дурное…
Смертельная бледность покрыла лицо бретонца; некоторое время он оставался недвижим, затем стал как будто выше ростом, волосы развевались вокруг головы, подобно лучам, как на изображениях архангела Михаила. Казалось, можно ожидать, что с его губ хлынет поток гневных слов, но юноша лишь тихо произнес:
— Я бы убил его — даже если бы этим человеком оказались вы!
— Что? — вскричала маркиза. — Вы бы убили даже меня? Не понимаю! Так значит…
— Я бы убил самого короля, если бы он задумал причинить вред Авроре…
— Авроре? — повторила она, в оцепенении глядя на него. — Вы сказали, Авроре? Кому принадлежит это имя?
— Даме, которую я люблю.
— Ах, вот как?
— Она моя первая любовь и станет моей женой, как только я добьюсь того, что сделает меня достойным ее, — имени, титула и состояния!
Маркиза вырвала руку из руки Жоэля и резко сказала юноше, с изумлением смотрящему на нее:
— Мы прибыли, и я более не нуждаюсь в вашей любезной помощи.
За высокой стеной в саду виднелся низкий и мрачный двухэтажный дом с мансардной крышей и двумя флигелями, где находились помещения для прислуги и конюшни. По цвету камней и шиферной черепицы соседи называли его Серым домом.
В ответ на удар молотка старый слуга открыл ворота и проводил их во двор.
— Онорен, запрягите лошадей в карету, — скомандовала дама, которую эскортировал Жоэль, едва переступив порог.
— Ваша милость возвращается в Сен-Жермен? — с почтением осведомился слуга.
— Нет, я остаюсь здесь, а этого господина нужно отвезти в Пале-Рояль.
Маркиза холодно кивнула нашему бретонцу, который уже не знал, чему удивляться.
— Мне кажется, там соблаговолил обитать предмет вашей привязанности, который вы столь красноречиво описали? — фыркнула она.
В это время на крыльце появился мальчик лет восьми в алом бархатном костюме, богато отделанном золотыми и серебряными кружевами; у него было красивое и смышленое, хотя и печальное лицо, но, к несчастью, одна его нога была заметно короче другой, а ступня изуродована.[27] Хромая, он бросился в объятья смуглой женщины, целуя ее и крича от радости:
