Василий Седугин - Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола
– Здравствуй, народ новгородский…
В ответ толпа взревела восторженным воем, подхватила его на руки и понесла по улицам. По пути присоединялись все новые и новые люди, и вот уже, кажется, все жители города, охваченные единым порывом, шествовали за своим любимцем. Народ вывалил на площадь, поставил Вадима на помост, стал дружно кричать:
– Посадник! Посадник! Посадник!
Откуда-то появился Клям, долго стоял рядом с Вадимом, потом поднял руки, призывая к тишине. Наконец площадь успокоилась, но по раскрасневшимся лицам и блестящим глазам было нетрудно определить, что люди в любой момент готовы взорваться восторженными криками. Так оно и случилось, когда Клям произнес:
– Ну что, господа новгородцы, лучшего посадника и найти невозможно!
Долго бушевала толпа, потом снова подхватила Вадима на руки и стала носить по улицам города. До самой ночи шумел и веселился народ новгородский по случаю избрания нового посадника…
VII
Вадим поселился в княжеском дворце, стал жить в тех же горницах, где недавно пребывал Гостомысл. К этому было трудно привыкнуть, казалось, что тень старца следует за ним по пятам, присутствует при его разговорах с людьми. А к нему валом валил народ, чтобы поговорить по душам, рассказать о своих бедах, дать какой-нибудь совет. Он никому не отказывал. В государственные дела втягивался постепенно. Купцы и бояре не приходили, он жил так, как хотел, в свое удовольствие. Ему даже казалось, что ничего особенного в его жизни не произошло, что он остался тем же сыном кузнеца, как и был, только поменял место жительства, да влияния в народе приобрел поболе.
В один из вечеров пошел к Уладе. Она встретила его восторженно, говорила с придыханием:
– Каким ты стал, Вадим! Как вознесся высоко! У меня даже голова кружится, когда подумаю, что за мной сам посадник ухаживает!
Его неприятно поразили и слова, и отношение к нему девушки; было бы лучше, если бы она вела себя как прежде, а не заискивала перед ним. Выходит, прав был он, когда подумал, что судит она о нем и ценит его по богатству: останься он простым кузнецом, давно бы бросила. Он не выдержал и сказал ей об этом.
Она возмутилась:
– Как ты мог такое подумать? Я люблю тебя таким, какой ты есть!
– Чего же тогда расспрашивала, какие ценности я привез из леса?
– Как же не поинтересоваться, коли ты так долго промышлял? Просто из любопытства.
– И разочаровалась, что я не стану лавочником…
– Да любой человек станет переживать, коли ты половину добытого спустил за бесценок на пьянки-гулянки!
– Ого! Еще замуж не вышла, а уже отчитываешь. Какой же ты будешь, когда станешь моей женой?
– Ничего я тебя не отчитываю! Слова нельзя сказать, какой привередливый!
Они поругались. В сердцах Вадим ушел на луга, где водили хороводы, познакомился с какой-то молодушкой, которая недавно потеряла мужа, и проворковал с ней до самых петухов. Тоже мне, какая-то Улада будет указывать, как жить! Без нее обойдемся! Тут же похвалил себя, что не позволил девушке овладеть его сердцем, как это удалось сделать Олиславе. Никакой тоски, никакого страстного влечения к Уладе он уже не испытывал; так, легкая тяга еще оставалась, но она не ложилась камнем на сердце и не заставляла выть от гнетущей тоски и безысходной страсти, как к Олиславе во время пребывания в лесах; повторения этих дней и ночей он мучительно боялся и не хотел.
Наутро явились купцы. Всем составом, от Перунова и Велесова объединений. Расселись в просторной гриднице, сразу завели деловой разговор.
– Залежалась у покойного Гостомысла пушнина, полученная от населения страны дани, – начал Азар. – Многие сараи забиты, лежит без движения. Слышали мы, что начинает уже портиться. Так вот пришли мы просить тебя, посадник, чтобы продал ты ее нам, а мы развезем по заграничным рынкам. И казне выгода, и нам всем прибыль. Что ты на это скажешь, Вадим?
Вадим впервые решал крупное государственное дело, чувствовал себя неуютно, как вроде бы чужое место занял. Однако виду не подал, решил держать себя подобающим образом. Кашлянул, ответил солидно:
– Запасами пушнины пока не интересовался, сколько там хранится ее, не знаю. Сейчас прикажу позвать чашника, он нам доложит.
Чашник в те времена распоряжался не только организацией пиров и веселий при князьях, но и всем их имуществом. При Гостомысле этим ведал Скарбомир. Вызванный Вадимом, стоял он перед всеми, невысокий, худощавый, с живыми юркими глазами, хитровато поглядывал на всех, на вопросы отвечал, сперва подумав, а не с маху.
– Так много ли пушнины скопилось на складах? – спросил его Вадим.
– Много, господин посадник. В последние годы Гостомысл стал очень прижимистым, велел придержать товар на всякий непредвиденный случай. Чего-то ожидал, чего-то боялся.
– А какие беды ему виделись, тебе не ведомо?
– Не делился князь со мной такими мыслями. Ничего не могу сказать.
– Умом стал трогаться старик, – высказал предположение Боеслав. – У многих людей под старость жадность проявляется. Сущими скупидомами становятся.
– А в каком состоянии пушнина? – снова задал вопрос Вадим.
– Есть немного побитой молью и разными червячками. Но такой мало. Слежу я со своими людьми, перебираем, сушим. Так что товар хоть сейчас на рынок можно везти.
– Хорошо. Приготовь к продаже. Торговцы вот явились, хотят скупить разом.
Когда чашник удалился, Вадим задал вопрос:
– По какой цене решили приобрести, честные купцы? Пушнина ныне дорогая. Говорят, мор охватил промысловые районы, немного вывезли охотники из лесов драгоценного товара. Ну так что, кто первым предложит цену? Давайте торговаться.
Бояре и купцы переглянулись. После неловкого молчания заговорил Азар, видно, ему было поручено вести торг с посадником.
– Мы тут подумали и решили, что надо выручать казну, раз пушнина пропадает из-за длительности хранения. Да и какую цену можно дать за побитый молью и червем товар?
– Господа, о чем вы? – удивился Вадим. – Вы только что слышали от моего чашника, что шкурки в отличном состоянии. Порченые выбросим, оставим только добротный товар. Разве можно своих людей обманывать?
– Так-то оно так, но все-таки у нас сложилось мнение, что больших денег выкладывать нельзя. В убытке останемся…
– В каком убытке? На новгородском рынке за бесценок отдают пушнину. А в заморских странах золотом и серебром платят. Сам я был в Околобжеге. Недалеко от нас расположен этот торговый город, а цены взлетают во много раз! Что говорить о Царьграде или арабских городах? Нет, господа хорошие, дешевле новгородских цен свой товар я не отдам.
– Ну, товар-то не твой. Не ты его приобретал, – раздался осторожный голос Волобуя. – Насколько мы знаем…
