Рафаил Зотов - Таинственный монах
Григорий Иванович! Явился твой дядя, может быть он спасет нас.
— А ты узнал его? — спросил Гриша.
— Кто же из наших не узнал, — отвечали все сотенные.
Гриша разломил просфору и нашел в ней записку. Все приступили к нему, горя нетерпением узнать, что пишет Иона. Записка была такого содержания: "напой пьяных всех твоих сотоварищей, вечером я приду."
— Что там писано? — спросили вдруг все.
Так как они были безграмотны, то Гриша почти по складам читал им вымышленные им слова: "не отчаивайтесь, завтра надеюсь спасти вас.
— Исполать нашему храброму Ионе. Ну, братцы выпьем сегодня за его здоровье, — сказал восторженно один из сотников.
— Нет, друзья! Теперь наша радость может показаться подозрительною надсмотрщикам, а лучше вечером. Я берусь похлопотать и о вине, — возразил Гриша.
— Что дело, то дело, — отвечали сотоварищи Гриши.
Особое движение на монастырском дворе известило их, что случилось, что-нибудь необыкновенное. Действительно, спустя несколько минуть в келью их вошел князь Трубецкой. Гриша замер. После нескольких вопросов товарищам последнего, князь приказал им выйти и остался наедине с Гришей. Несколько мгновений они безмолвно глядели друг на друга. У Гриши, от избытка чувств навернулись на глазах слезы и он бросился к ногам Трубецкого.
— Бедный погибший юноша! — сказал Трубецкой, поднимая Гришу и обняв его. — Какой злой дух вовлек тебя в эти преступный дела. Скажи мне, нет ли какого средства спасти тебя?
Гриша печально опустил голову и, помолчав не много, отвечал твердым, исполненным решимости, голосом:
— Никакого, милостивый князь! Но все равно. Видно так угодно Богу. Счастливь, я тем, что пред неминучею смертью я увидал тебя, а еще был бы счастливее, если бы увидал княжну Марию, дочь твою. Ты простишь верно моему безумству, ведь меня чрез несколько дней не будет на этом свете!
— Я все знаю и в другое время был бы сердить на безумную любовь безродного стрельца е моей дочери. Но ты дважды спас ее и я могу только спасти тебя. Нарочно я напросился у царя допрашивать вас, чтобы повидаться с тобою, пытался было я спросить у царя не прикажет ли он представить ему тех, кого можно помиловать? Но получил отказ. Гнев царя справедлива Но решишься ли ты сказать на допросе царском, что не знал куда ведут и в бою не принимал никакого участия?
— Нет, князь, этого я не сделаю, — отвечал Гриша, лицо которого вспыхнуло негодованием.
— Но где теперь твой дядя? Царь обещает свое помилование тому, кто укажет место его пребывания, сказал Трубецкой.
— Так не за тем ли ты, князь, пожаловал! ко мне, чтобы я выдал тебе голову родного дяди, возразил Гриша с возрастающим негодованием.
— Нет, Григорий! Ты меня худо понял! Если бы я узнал о нем что-нибудь, то не воспользовался бы этим. Сейчас объявлю всем стрельцам волю царскую, быть может кто-нибудь из них и скажет, — возразил Трубецкой.
Лицо Гриши покрылось смертельною бледностью. Он сообразил, что всякий спасая собственную жизнь, может сказать, что сегодня за обедней видел его. От зорких глаз Трубецкого не скрылось смущение Гриши и он был уверен, что местопребывание Ионы было ему известно.
Выходя от Гриши, Трубецкой сказал:
— Прощай, Григорий! Не теряй совсем надежды. Может быть Бог еще поможет мне умилосердить царя.
Выйдя на двор, где были собраны все стрельцы, заключенные в Савинском монастыре, Трубецкой объявил им, что тот будет помилован, кто скажет, что видел мнимого монаха где либо после боя, но ни один из стрельцов ничего не сказал. Раздосадованный князь сказал уходя:
— Пропадайте же вы окаянные!
Перед вечером пристава сделали перекличку всем заключенным стрельцам в их помещениях, которые тотчас заперли на замки. Гриша успел добыть вина и с наступлением ночи стал поить своих сожителей, избегая сам пить до пьяна. Часа через два все четыре сотника были, как говорится, без задних ног и вскоре заснули крепким сном Гриша среди их остался бодрствующим. Он присел к окну думая тяжелые свои думы и всматриваясь по временам в непроницаемую темноту. Мертвенную тишину нарушало лишь завывание ветра и удары в стекла кельи его крупных капель дожди. С трепетным сердцем ожидал он появления своего дяди и недоумевал, где бы он мог пройти к нему? Теряясь в догадках, он мало-помалу стал дремать и вскоре заснул тревожным сном. Смутные видения тревожили его воображение. Все лица, имевшие дотоле связь с его существованием, в виде призраков толпились около него, быстро сменяя одно другим. Вдруг он почувствовал потребность проснуться и с изумлением откинулся несколько назад от окна, за которым увидел Иону, одетого в костюм царского солдата, который только что окончил распиливать железную решетку в окне кельи, где находился Гриша. Ряд бессвязных вопросов хотел было предложить Гриша своему дяде, но тот сурово отвечал:
— Теперь не время до расспросов. Возьми скорее под твоею кроватью узел, в нем завязано солдатское платье, переоденься в него и вылезай из окна. А я займусь освещением на дорогу.
Гриша слепо повиновался приказу дяди, не поняв, впрочем, значения последних, его слов. Окончив переодеванье он вылез, и прошел вместе с дядею ворота монастыря беспрепятственно. Добежав до первого села, они нашли около одной хижины двух оседланных лошадей, сели на них и поскакали по большой дороге. Остановившись около келий на возвышенном месте, они оглянулись на Москву и увидали громадное зарево пожара. Гриша вздрогнул и тогда только понял ужасный смысл слов своего дяди. Он невольно вздрогнул и обратился в своему спутнику с словами упрека, но тот сказал:
— Сын мой! Единственным моим желанием было спасти тебя, а если бы мне этого не удалось, то я и сам отказался бы жить.
Глава IV
Тяжко поплатились стрельцы за свое безумное предприятие. Справедливый гнев царя Петра Алексеевича обрушился на них всею своею тяжестью. Для спокойствия своего государства, царь Петр Алексеевич решился с корнем вырвать этот негодный источник зла. По приведении в исполнение своего приговора, царь занялся внутренними преобразованиями, который хотя и встретили много недовольных, однако мало-помалу вводились. В скором времени разгорелась война с Турцией, результаты которой колебались между воюющими державами. В августе месяце 1700 года заключен был между Россией и Турцией мир на тридцать лет.
Получив верное известие о перемирии с Турциею 18 августа, царь Петр Алексеевич объявил войну шведскому королю Карлу XII, который в это время воевал с Данией. В расе четы царя входило овладеть Нарвою, чтобы укрепившись в этом центральном пункте, пресечь сообщение Лифляндии и Эстляндии с Ингермалландией и Финляндией. 22 августа государь выступил из Москвы в Новгород с корпусом, которым командовал генерал-майор Бутурлин. Этот поход был сделан в 8 дней. В Новгороде князь Трубецкой с шеститысячным корпусом ожидал уже царских приказаний. Спешность этого похода обусловливалась тем, что войска, при которых был сам царь, ехали на подводах. Корпус Трубецкого выступил из Новгорода и 9 сентября, переправясь через Нарву, обложил город того же имени. Гарнизон крепости и города Нарвы был сравнительно малочисленный, но комендант его, полковник Горн решился защищаться до последней капли крови, ожидая скорой помощи от своего короля.