Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Ты, ты погубил меня! Ты обрек мою душу на вечные страдания, ибо я умерла без покаяния и отпущения грехов!

– Пощадите, ваше высочество! – заплетающимся языком пробормотал Рауль.

– А ведь я любила тебя! – продолжал призрак. – Да, любила… а ты… ты оказался негодяем и предал меня! – Призрак умолк, но спустя минуту заговорил вновь: – Да, я осуждена навек, но у тебя есть возможность заслужить мое прощение. Здесь, в этом замке, хранятся необычайно важные документы, от которых зависят не только исполнение планов, но и сама жизнь человека, который был моим заклятым врагом. Я буду возвращена в чистилище, если позволю Генриху Наваррскому взглянуть на эти бумаги. И ты должен помочь мне – хотя бы в память нашей любви! Следуй за мной, и я укажу тебе место, где они спрятаны!

Рауль, все еще не в силах произнести ни слова, безропотно последовал за герцогиней, а та уже удалялась вглубь галереи. Некоторое время он следовал за призраком по каким-то мрачным коридорам и переходам.

Наконец они оказались на том месте, где галерея круто поворачивала налево. Внезапно голубоватый свет, озарявший лицо герцогини погас. Две холеные, но необычайно сильные руки впились в шею Рауля и толкнули его вперед.

Юноша потерял равновесие, сделал шаг, другой – и вдруг почувствовал, как пол уходит из-под ног, а сам он проваливается в пустоту.

Его падение сопровождал так хорошо знакомый ему грудной женский смех.

Король Наварры спал сном праведника. А проснувшись, никак не мог сообразить, сколько времени длился его сон. Хуже того – он не сразу сумел понять, где находится. Генрих с удивлением разглядывал незнакомую обстановку, узкие окна с цветными витражами, высокие своды покоя. Но мало-помалу ему удалось припомнить все случившееся вчера. Конечно же, он в замке Панестер!

Но где же молодые гасконцы, которые должны были охранять его покой? Или они расположились по ту сторону двери, чтобы не потревожить покой короля?

Генрих поднялся, потер виски и прошагал через весь покой к выходу, чтобы позвать своих людей. Но, к его величайшему изумлению, дверь оказалась запертой снаружи, а все попытки открыть ее или позвать кого-нибудь криками и стуком, не дали результата!

Король стремительно бросился к ночному столику – и тут же вскрикнул от ярости и разочарования: его пистолеты, кинжал и шпага бесследно исчезли.

– Выходит, я в плену? – возмущенно вскричал Генрих, топнув ногой.

– Вас взяли в плен любовь и красота! – неожиданно отозвался насмешливый женский голос, который, казалось, исходил прямо из стены. Одна из дубовых панелей, которыми был обшит покой, ушла в сторону, и в образовавшемся проеме возникла дама. Генрих снова вскрикнул: перед ним была Анна Лотарингская, причем далеко не в обличье призрака. Лицо ее сияло. – Здравствуйте, милый кузен! – обратилась она к королю, протягивая руку.

– Вы… вы живы? – изумленно пробормотал Генрих.

– Как видите, сир! А вы-то сочли меня утонувшей и даже слегка взгрустнули, насколько мне известно. Это очень любезно с вашей стороны!

– Но как вам удалось спастись?

– Мне помог один из ваших спутников, – все с той же насмешкой проговорила Анна. – Молодость горяча и влюбчива, ну а я, как считают некоторые, все еще недурна собой.

– Гастон! – воскликнул Генрих, мгновенно догадавшись обо всем.

– Вы правы, сир!

– Подлый предатель!

– Да-да, это ужасно! Представляете, ведь он, уступая моей просьбе, направил барку на камни и отправил на дно все золото гугенотов до последнего дублона!

Герцогиня остановилась, чтобы насладиться эффектом, который должно было произвести ее признание. Однако в лице Генриха не дрогнул ни один мускул. Он холодно проговорил:

– Продолжайте, мадам! Хотя и этого хватит, чтобы сделать нас с вами еще большими врагами, чем прежде!

– Что вы говорите? – с видом оскорбленной невинности воскликнула Анна. – А ведь еще вчера вечером вы клялись, что любите меня, и я чуть было этому не поверила… Однако у меня очень тонкий слух. И спустя некоторое время после того, как вы покинули меня, я услышала, как вы нашептываете куртуазные нежности на ушко молоденькой девушке, которую поместили в каюте по соседству с моей. Мне стало ясно, что вы, сир, просто насмехались надо мной, и я поклялась сыграть с вами такую шутку, которая запомнится вам надолго. Мне это вполне удалось, и сейчас вы в этом убедитесь. Я…

– Не трудитесь, мадам, я и сам представляю, как это произошло. Вы явились к владельцу этого замка, открыли ему, кто я, и вместе с ним устроили ловушку, в которую я и угодил.

– Совершенно точно, любезный кузен!

– Мои спутники, разумеется, мертвы все до единого?

– Зачем же такое зверство! Они… они, так сказать, изолированы!

– Но известно ли вам, кузина, что одно дело – соорудить ловушку и загнать в нее зверя, и совсем другое – удержать его там?

– Ну, охранять вас будут получше, чем Венсенском замке. В Нанси…

– А! Значит, вам угодно доставить меня в Нанси? Поглядим, что из этого выйдет. Уж не с помощью ли этого видама и его дряхлого слуги вы собираетесь отконвоировать меня туда?

– Вы дурного мнения обо мне, кузен. Ведь вы какой-никакой, но король, а короли не путешествуют с такой жалкой свитой. Я успела позаботиться о гораздо более многочисленной и блестящей. Извольте взглянуть!

Анна распахнула окно и знаком предложила Генриху взглянуть во двор. И действительно: там уже располагался отряд всадников, на чьих сверкающих кирасах выделялись белые кресты – знак Лотарингского дома.

– Не правда ли, вполне достойная вас свита, кузен? – поинтересовалась герцогиня.

– О да! – ответил наваррский король, не сумев скрыть тяжелого вздоха. – Но, к счастью, у меня есть нечто, с чем я никогда не расстаюсь. И это нечто посильнее, чем жалкая кучка ваших ландскнехтов!

– Что же это такое, кузен?

– Моя звезда, кузина!

При этих словах Генрих иронически поклонился герцогине.

Жизнь в амбуазском замке, куда фактически сослали Екатерину Медичи, мать троих королей, занимавших престол при ее жизни, была невыносимо скучна и монотонна. Ее окружение состояло из нескольких придворных, оставшихся верными своей госпоже даже в опале, кавалера д’Асти и какого-то таинственного незнакомца, о котором немало болтали как в самом Амбуазе, так и в окрестностях.

Этот человек, окутанный ореолом тайны, был уже далеко не молод. Он постоянно носил черное, но его осанка и манеры выдавали привычку вращаться при дворе. При этом никто никогда не видел его лица – этот господин постоянно носил черную бархатную маску.