Тим Уиллокс - Религия
Внутри церкви Благовещения черные тени перемежались желтыми огоньками сотен свечей и лампадок. Фитили ламп дымили на полочках под изображениями остановок Христа на крестном пути. Статуя Мадонны размером с ребенка была убрана белыми цветами. Букетик из сухих пшеничных колосьев и виноградная гроздь из какого-то виноградника Лизолы лежали у ее ног. Козы, украшенные лентами, то здесь, то там дрожали среди толпы. Корзины с яйцами и увядшими овощами стояли у подножия алтаря. Протолкнувшись через паству, Тангейзер обнаружил Гуллу Кейки у одной стены; тот стоял под барельефом, изображающим сцену бичевания Христа. Когда контрабандист увидел лицо Тангейзера, он опустился на колени перед алтарем, перекрестился и, ничего не говоря, пошел вслед за ним на улицу. В темноте со свободно свисающими поводьями стоял Бурак.
— Не ожидал увидеть тебя снова, — сказал Гуллу Кейки. — Многие уверены, что ты дезертировал.
— И ты тоже? — спросил Тангейзер.
Гуллу отрицательно покачал головой.
— Твоя лодка так и стоит в Зонре.
Изумление Тангейзера длилось всего миг. Кейки знал обо всех интригах и делах, творящихся на Мальте, больше кого бы то ни было. Может быть, он знал о лодке с того самого дня, когда Тангейзер украл ее.
Гуллу добавил:
— И старая сицилийка, что работала на инквизитора, переехала из конюшни в здание суда.
— А Старки знает об этом?
Гуллу покачал головой.
— Он уверен, что ты уехал вместе с женщинами.
Тангейзер смутно ощутил себя оскорбленным.
— Старки уверен, что я дезертировал?
Гуллу пожал плечами, не желая открыто подтверждать, что дела обстоят именно так.
Тангейзер сказал:
— Мне нужно, чтобы ты передал ему сообщение.
Гуллу Кейки был одним из немногих людей, не входящих в орден, кто имел право запросто являться к высшему командованию. Он наморщил высокий лоб.
— Кому, Старки?
— Мне необходимо переговорить со Старки немедленно, по делу высочайшей важности.
— Он будет в Сан-Лоренцо на благодарственной мессе. Они все там будут. Почему бы тебе не пойти туда?
— Я не могу обнаруживать свое присутствие. Мне необходимо встретиться с ним втайне от всех. Передай ему это. Ты знаешь, кто работает на Людовико?
Гуллу внимательно взглянул на него, словно удивленный предположением, что он может кого-то не знать.
— Кто-то из его людей входит в близкое окружение Ла Валлетта, — сказал Тангейзер. — Кто это может быть?
— Этот сиенец, Пандольфо, та еще змея.
— Значит, Пандольфо. Ни он, ни Ла Валлетт не должны заподозрить, что что-то затевается.
— Лишь дурак станет вмешиваться в дела инквизиции, — сказал Гуллу Кейки.
— Этот дурак стоит сейчас перед тобой, можешь быть уверен, зато ты сумеешь заслужить благодарность великого магистра.
— Я уже заслужил целые горы его благодарностей, — хмыкнул Гуллу Кейки. — И от них у меня на столе не появилось ни одной лишней краюхи хлеба.
— Под угрозой находится жизнь Ла Валлетта.
Гуллу поджал губы, не вздрогнув и не удивившись.
— Великого магистра? Они приходят и уходят, а мы разгребаем за ними навоз. К тому же теперь, когда война окончена? — Он снова пожал плечами.
— Ты заслужишь и мою благодарность. Я буду твоим должником до конца жизни, если пожелаешь.
— Но тогда оба мы должны остаться в живых, чтобы я мог получить с тебя долг.
Тангейзер не мог сдержать улыбки.
— Да мы с тобой просто два сапога пара. — Улыбка исчезла. — Кроме того, жизнь Ампаро в опасности. Людовико держит ее в своем логове.
Выражение лица Гуллу изменилось.
— Ампаро одна из нас.
— Именно так.
Гуллу взглянул на свою морщинистую мозолистую ладонь.
— Ампаро сказала мне, что я доживу до того времени, когда родится мой правнук. — Он посмотрел на Тангейзера. В его глазах-бусинках больше не было сомнений. — Я не позволю омрачить это пророчество.
* * *В свете факелов подземный склеп Сан-Лоренцо нагонял жуть. Усыпальницы, расположенные в полу, уходили вдаль ровными рядами, пока не терялись в осязаемой темноте. Некоторые из камер усыпальниц были открыты, каменные плиты сдвинуты в сторону, и внутри виднелись белые саваны недавно погребенных мертвецов. Мухи гудели в сумраке. Медленно тянущиеся струйки благовоний не могли заглушить гнилостное зловоние, поскольку бальзамирование было давно позабытой роскошью. Алтарь Сан-Лоренцо располагался прямо над головой, и Тангейзер слышал слабый отголосок пения. Монахи все еще продолжали приветствовать рождение нового дня. А время между тем шло. Он услышал чьи-то шаги и повернулся ко входу в склеп. В свет факелов шагнул Старки. Он выглядел несколько настороженно, но вполне дружелюбно.
— Тангейзер, по вам скучали.
— Я устроил себе небольшой отдых, — сказал Тангейзер. — В Гуве.
— В Гуве? — Старки был потрясен. Редкостное зрелище. — Но по чьему приказанию?
Тангейзер отмахнулся от вопроса.
— Существует заговор против великого магистра. Я назначен его убийцей.
Старки был безоружен. Он ясно видел, что Тангейзер просто обвешан оружием, но если англичанин и ощутил тревогу, он никак не выразил ее на лице.
— Назначены кем? — спросил он.
— Братом Людовико.
Старки вроде бы не удивился, но сказать наверняка было сложно.
— Фра Людовико. — Он задумался. — Ставленник Гислери готовит убийство.
Тангейзер описал, как его арестовали и заточили в темницу, только он переместил все действие в Английский оберж. Он обрисовал цели и планы Людовико.
— У вас имеются доказательства? — спросил Людовико.
— Дайте мне возможность побеседовать с юным Пандольфо, и вы услышите все сами.
— И Пандольфо тоже? — Рот Старки дернулся. — Людовико совершенно бесстыдно продвигал дель Монте, но я и не представлял себе, что в своей наглости он зайдет так далеко.
— Время поджимает, — сказал Тангейзер.
— А дель Монте тоже принимает участие в заговоре?
— Нет.
— Слава Господу!
— Ампаро с Борсом находятся в тюрьме инквизиции, — сказал Тангейзер. — Их убьют на закате или даже раньше, если до Пандольфо дойдут слухи о нашем разговоре.
Старки стоял, держась пальцами за подбородок. Он соображал, возможно ли действовать законным путем.
— Вооруженные сержанты вторгаются в здание суда. Аресты. Судебное разбирательство. Казни. Итальянский ланг опозорен, слишком много в нем дурной крови. Наша победа запятнана. Открытая ссора с римской инквизицией, может быть даже с Ватиканом.
Он отрицательно покачал головой. Потом взглянул на Тангейзера.
