Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Я чувствую предательскую слабость внизу живота. Без иллюзий, трёх дней достаточно, чтобы отловить в Швейцарии кавказского красавчика и выжать его досуха, включая сведения о моей персоне. Вот он, кошмар любого агента крупным планом – окончательный провал и арест. Сейчас начнётся!
Как в Казани, шагаю под прикрытие чужой спины. Рука опускается на клапан кобуры. Понимаю, что живу последние секунды. Отмеряна точка – серая плитка на полу в десяти шагах. Когда по ней грохнет эсэсовский сапог, нужно стрелять.
В запасе лишь секунда форы, пока все сообразят, пока штуце сорвут винтовки с плеча… Кого захватить в преисподнюю?
А они всё ближе.
– Что у нас забыли чёрные твари? – цедит Лемке, и я вдруг замечаю: взгляды пришлых обращены к нему.
– Обер-лейтенант Лемке? Я Эрих Дитман, Служба безопасности. Вы с агентами поступаете в моё распоряжение для выполнения специального задания.
Начальника перекашивает. Его, старого вояку кайзеровских времён, берёт к ногтю какой-то юнец?
Унтершарфюрер действительно выглядит скорей человечком гитлерюгенда, нежели унтером из СС. Такой же светловолосый и светлокожий, как я, но худосочный и непростительно молодой.
– Вынужден вас разочаровать. Моя группа приступила к выполнению другого задания. Не смею задерживать.
Эсэсовца словно ужалили. Зубки сжимает, кадык над рубашкой прыгает вверх-вниз. Старое офицерство презирает нацистских выскочек и не упускает случая поддеть. Чёрным эти шпильки, как жеребцу шлея под хвост.
– С вашим начальством согласовано, – провозглашает молодое недоразумение, вернув себе дар речи. Перед Лемке появляется листок на бланке безопасности с размашистой визой нашего гауптмана о согласии. Не исключено, что ради этой визы граф организовал звонок Канарису.
– Вот дерьмо! – восклицает мой патрон, брезгливо отодвигая приказ. – Что надо?
Дитман в явном замешательстве. Сотрудничество с абвером в выполнении важного задания виделось ему несколько иначе. Бросаю спасательный круг.
– Герр обер-лейтенант, позвольте? В конце концов, мы делаем общее дело. У СД, как видно, не хватает опытных агентов, и по пустяку нас бы не тревожили.
Растопить этой фразой отчуждение Лемке – что спичкой айсберг. Зато эсэсовский унтер смотрит на меня с благодарностью.
– Догадываюсь, это именно о вас предупреждал…
– Никаких имён, герр унтершарфюрер. Мой оперативный псевдоним – Зулус, напротив меня – Дюбель. Будьте добры сообщить, что за задание нам поручено.
Наверно, подчёркнутой лояльностью к пришлому, которого чуть не пристрелил минуту назад, я порчу отношения с Лемке. Плевать. Рандеву с Чеботарёвым того стоит.
Дитман отсылает свиту. Потрясающе. Оказывается, двух дуболомов с винтовками он приволок, чтобы произвести впечатление на моего командира. Феерический чудик! Впрочем, скоро всё становится на свои места. По окончании обсуждения эсэсовец доверительно шепчет мне в том же коридоре:
– Надеюсь на вашу поддержку в дальнейшем, Теодор… Простите, Зулус. Мне рекомендовали вас. Берн – это шанс для нас обоих, камрад!
– Не сомневаюсь, Эрих. Но берегитесь Лемке. Он в любой момент подложит свинью.
– Шайзе! Я – руководитель операции. Если увижу, что ставит палки в колёса, отстраню его.
Итак, чрезвычайно ответственное задание поручено не офицеру с нормальным послужным списком, а мальчишке-унтеру по протекции большого папочки из Министерства авиации. Расчёт графа прост: нам с Лемке хватит опыта и жёстокости, чтобы выпотрошить Чеботарёва наизнанку. Что ж меня не предупредил о Дитмане? Хорош сюрприз, я чуть не обделался от неожиданности.
Глава 13. Артузов
По интернациональной традиции, разведслужбы часто конкурируют не только с противником, но и с другими аналогичными ведомствами своего государства. Порой дело доходит до откровенной вражды.
Парадокс: в кабинетах разведки в здании Генштаба Слуцкий чувствовал себя гораздо спокойнее, чем в родной конторе на площади Дзержинского. Чекисты периодически арестовывают и коллег, и военных, но армейцы сотрудника госбезопасности – вряд ли.
При каждой удобной возможности Слуцкий навещал Артузова. Под видом координации действий ИНО и военной разведки два ветерана обсуждали главный вопрос тридцать седьмого года.
Как выжить самим.
Слуцкий держался за тонкую ниточку надежды, что в окружении разгорающихся репрессий не тронут хотя бы разведуправление Генштаба РККА. Там непотопляемый «Старик» Ян Берзин, переживший и взлёты, и падения. Начальник ИНО мечтал вырваться из объятий Лубянки с переводом в армию.
В конце зимы тридцать седьмого Артузова вернули в НКВД. Отстранённый от оперативной работы, Артур Христианович был сослан в архив с поручением написать историю органов госбезопасности.
Конечно, общение с опальным коллегой выходило за грань благоразумия. Но Слуцкому больше не с кем было поговорить откровенно. Изредка он спускался в крохотный закуток, не больше чулана для веников и швабр, где звучал тихий голос одного из создателей советской разведки.
– Знаешь, Абрам, если меня оставят на свободе с условием – сиди и строчи, пока история ОГПУ-ГУГБ не будет написана, умру от старости через много лет. Помнишь наши лучшие операции? «Трест», «Синдикат», «Тарантелла». Я начинаю повествование, но вынужден переделывать множество раз, потому что список фигурантов что ни месяц меняется. Вчерашние герои вдруг становятся изменниками.
– И что же будешь делать, когда неарестованные закончатся? – грустно пошутил Слуцкий.
– Есть ценный резерв – умершие до тридцать седьмого. Они навсегда герои. Из живых, если брать верхушку, мы с тобой да ещё полдюжины.
– Вот и пиши: агент номер икс-икс, чьё имя не разглашается, при поддержке коммунистического подполья разработал и осуществил операцию по уничтожению контрреволюционной троцкистской ячейки. Если не называть имён, дат и мест акции, твой труд будет закончен за день.
– Да кому он нужен… – Артузов отпихнул стопку папок с грифом «совсекретно». – История никого и ничему не учит. Мы слишком спешим. Одно дело – диверсия с уничтожением конкретного объекта. Её можно организовать быстро.
– С Троцким ни у меня, ни у тебя не получилось.
– Ты прав. Скоростные методы не всегда работают. А на внедрение агента, что годами будет ввинчиваться в окружение объекта, вечно нет времени.
Слуцкий старался не называть по имени их самую большую проблему. Чисто по суеверию – чтоб не привлечь к себе внимания чёрного духа репрессий, не сглазить… Но сейчас не сдержался.
– Потому что ни один из нас не усидит на посту до момента, когда многолетние усилия дадут результат.
В подвальной конуре повисла мрачная пауза.
– Да… – протянул наконец Артузов. Он, итальянец по происхождению, сохранил лёгкий забавный акцент, но сейчас его говорок звучал не смешно. – Вот Хью Синклер. Он возглавляет МИ-6 с двадцать третьего года. Максимум, что ему грозит – это отставка. Ему позволительна роскошь задумывать операции на пять, на десять лет.
– Артур! – во внезапном порыве произнёс Слуцкий. – А если бы сейчас у тебя была возможность рвануть, если не к англичанам, то просто затеряться где-то?
Архивариус замкнулся. При всей многолетней дружбе со Слуцким он не дал бы руку на отсечение, что откровенность начальника ИНО – не более чем провокация, чтобы выслужиться перед Ежовым.
– Нет. И тебе не советую. Даже не пытайся оформить дальнюю командировку, как бы ни было оно нужно для дела. Мы, начинавшие с Ягодой, сейчас как под увеличительным стеклом.
– Понимаю…
– Я не могу завершить историю прошлых лет, но главу «тридцать седьмой год» несложно закончить единственной фразой: зарубежная агентурная работа сворачивается. Или у тебя ещё остались люди?
А это уже могла быть провокация со стороны Артузова. Пусть он сохранил допуск к архивным данным, разглашение актуальной
