Александр Ян - Дело огня
Тэнкэн хотел умыться и напиться, но выше по течению кто-то мочился, и юноша с отвращением отпрянул от воды.
Струи Камогавы и в лучшее-то время не особо пригодны для питья, но сейчас, посреди жаркого лета да после пожара чего только не несли они. Не будь жажда так мучительна, Тэнкэну и в голову не пришло бы пить прямо из реки, но он не пил ничего с самого утра, и сейчас, страдая от лихорадки и жары, решил все-таки преодолеть брезгливость. Но, едва он склонился над водой, как кто-то начал туда мочиться. Тэнкэн рассмеялся — без звука и без радости. Он ведь собирался пить, зная, сколько дряни в реке, сколько «речных домиков» выше по течению — но когда зажурчало в непосредственной близости, все-таки не выдержал…
Обессиленный, он опустился на выгоревшую и вытоптанную траву у моста, а потом и вовсе завалился на бок, обняв меч обеими руками и прижав к себе.
Боги продолжали ненавидеть его. И месяца не прожил он в доме господина Сакума, куда Кацура-сэнсэй определил его после резни в Икэда-я. А ведь так хорошо было поначалу: господин Сакума принял его как дорогого ученика и пообещал устроить в первую же группу для отправки к варварам, а пока суд да дело — выдал ему варварскую книжку с картинками, где над печатными варварскими закорючками был тончайшей кистью написан перевод на японский. Двадцать шесть закорючек Тэнкэн выучил быстро, но вот сколькими способами их можно читать — это оказалось хуже канбуна. Тэнкэн прилежно потел над учебником, и вскоре мог уже распознавать фразы — «собака бежит», «бег собаки», «кошачья циновка», «кошка на циновке», «на циновке ли кошка?»… Язык-то оказался не очень сложным, вроде китайского: в каком порядке слова расставишь, так и смысл поменяется, только в китайском вопросительное слово всегда в хвосте, а в эйго — в начале. Но вот чтение букв, которые всегда одинаковы на первый-то взгляд, а читаются то как «ай», то как «и», то как… вовсе язык вывернешь… Проще, много проще было запоминать печатный облик слова, нежели его чтение.
Однако через несколько дней пребывания у господина Сакума кансайский климат взял свое: аккурат в праздник Танабата Тэнкэн свалился с лихорадкой. Он бы и в жару корпел над учебником, но вот жар вскорости перешел в бред, и в бреду он метался по темным улицам Эдо, преследуя убегающего человека, рот его горел от запаха крови, а печень разрывалась от ненависти и жалости к себе, жертве и окружающему миру, в котором никак, никак нельзя перестать быть зверем или дичью. Служанка господина Сакума вытирала ему лоб холодной колодезной водой, и на какие-то минуты он приходил в себя, но через недолгое время снова срывался в бред и мчался по душным улицам ночного Эдо…
Энн гонится за Рэбом.
У Рэба шляпа Энн.
Может ли Энн поймать Рэба?[59]
На четвертые сутки болезни, вновь придя в себя от прохладной мокрой ткани на лбу, он увидел слезы на глазах служанки, уловил запах курений и услышал монотонные голоса монахов, выпевающих сутры.
В доме был покойник.
Кто умер? — спросил он у служанки.
Господин убит, ответила женщина.
Как убит? — ужаснулся Тэнкэн.
Его зарезали прямо на улице, ответила она. Убийца назвался ему: Каваками Гэнсай.
Каваками Гэнсай… Они были мимолетно знакомы, виделись в Эдо. Над обоими за малый рост посмеивались товарищи. Только Гэнсай был с лица на женщину никак не похож — Тэнкэн ему завидовал.
И вот этот Гэнсай одним ударом убил господина Сакуму, который и меча-то никогда не развязывал. Якобы мстил за своего друга и учителя Миябэ — но кому мстил-то? Не Кондо, не Хидзикате, не другим офицерам Синсэна — Сакуме-сэнсэю, который к Икэда-я даже не приближался, который не мог ответить ударом на удар…
Тэнкэн потребовал у служанки мясного навара. Из чего удастся найти, хоть из курицы, хоть из лягушки. Ему нужно было встать и идти, искать Гэнсая, пока тот не сбежал из Столицы…
Энн может поймать Рэба.
Видишь? Шляпа у Энн.
Теперь Энн может погладить Рэба.
Дай и мне погладить Рэба тоже…
Но и с мясным наваром он поднялся на ноги только через три дня. К этому времени всю власть в доме забрал молодой господин, который сказал, что не потерпит нахлебников, и выкинул бы Тэнкэна за ворота, если бы Тэнкэн ночью не ушел сам, перепрыгнув с крыши отхожего места на ограду. С собой он не взял даже одежды, подаренной Сакумой-сэнсэем: это была одежда с плеча молодого господина. Взял лишь легкие хакама и дзюбан, что подарил ему Кацура-сэнсэй, да завязал в узелок варварскую книжку и связку монет, выданную в счет жалования телохранителя.
Оставила ли гнездо черная курица?
Я побегу догонять Рэба. Побежишь ли ты?
Тэнкэн попал в дом господина Сакумы тайно: господин пришел в Гион с одним телохранителем, а после встречи у госпожи Икумацу с Кацурой-сэнсэем вернулся домой уже с двумя. На вечерних улицах к Тэнкэну никто не присматривался, и когда он появился в Тэрада-я, никто не спросил, что он почти месяц делал в доме «сёгунской собаки». Да и вообще, не принято было в Тэрада-я задавать лишние вопросы: меньше знаешь — меньше скажешь, если живым угодишь в руки Синсэнгуми или людям Сайго Такамори. Тэнкэна знали как одного из людей Кацуры. Если человек Кацуры пропадал где-то целый месяц — значит, так надо.
О Каваками никто в Тэрада-я не слышал или же попросту говорить не хотел. Тэнкэн бродил по городу, всматривался в лица на рынках и в веселых кварталах, ходил на пристань и на почтовые станции — но Каваками то ли залег на дно, то ли сразу после убийства убрался из города. Хотя как ему это удалось — одни боги ведают: все выходы из Киото перекрыли, и на заставах людей досматривали с необычайной тщательностью: под самой столицей стояли войска Тёсю. Тэнкэн не решился сунуться через заставу с устаревшей подорожной от господина Кацу Кайсю, да и незачем это было: по всему выходило, что со дня на день войско Тёсю вступит в столицу. Самые сообразительные и расторопные уже сейчас всеми правдами и неправдами выбирались из города. Тэнкэн рассудил, что Каваками непременно будет в самой гуще драки, оставалось только подождать, да не попасться под горячую руку сёгунатским последователям.
Увы, время шло медленно, а деньги утекали между пальцев быстро. Тэнкэн не кутил, не покупал девиц и не напивался, хотя временами страшно хотелось: только вкус сакэ мог смыть с языка запах крови, который разливался и густел в жарком воздухе над Столицей. Но чтобы прислушиваться к разговорам в харчевнях — нужно было что-то заказывать, хотя бы чай или данго, а цены росли, потому что продуктов подвозили все меньше. Уже посматривала косо хозяйка Тэрада-я, госпожа О-Тосэ. О-Рё его помнила как друга Рёмы, но Рёма человек широкий, у него полстолицы в друзьях, всех не прокормишь. Тэнкэн подумал-подумал, да и перебрался в храмовую ночлежку, где ночевать давали за медяк.
