Жерар де Нерваль - Король шутов
Эта женщина была бы превосходной женой и матерью, если бы насмешка судьбы не дала ей в мужья Иоанна Неверского, а в любовники герцога Орлеанского.
Передохнув минуту после быстрой ходьбы из монастыря св. Сатурнина до замка де Боте, она прошептала вполголоса:
– Наконец-то я добралась без приключений.
Она ощупью дошла до стула, на который почти упала, и задумалась.
Любовь была для нее главной, сияющей звездой; опасения тучей окружали ее, но не душили. Она думала о Людовике. Почему его здесь нет? Ей почудился чей-то вздох.
– Я с ума схожу! – сказала она сама себе. Однако, она стала прислушиваться, и новый звук заставил ее вздрогнуть.
– Неужели астролог Кокерель прав? Неужели духи влюбленных соединяются раньше чем их тела?
В эту минуту Маргарита услышала вздох сильнее прежнего и, затем, совершенно явственные слова:
– Ваша светлость, пощадите, оставьте меня!
– Здесь кто-то есть! Женщина, соперница!
Маргарита встала, вся дрожа, и пошла на голос. Слабый свет наступавшего дня проскользнул в залу.
– Одна, беззащитная! – продолжала стонать неизвестная.
– Она бредит! Что говорит она? – подумала герцогиня.
– Вам мало было погубить девушку, вы не щадите и замужней.
И, отбиваясь во сне, лежащая женщина прибавила:
– Нет, нет, никогда!
– Это не соперница, – прошептала, улыбаясь, Маргарита.
Неизвестная проснулась; она старалась прогнать кошмар, еще не совсем исчезнувший.
– Какой страшный сон! – сказала она. – Где это я?
– Вы попали в ловушку, из которой я хочу освободить вас, – сказала герцогиня, подходя к ней и повышая голос.
– Вы! Да вы кто такая?
– Женщина, которой жаль вас.
– Женщина, которая хочет предать меня, может быть, вы сами и отдали меня в его руки!
– Вы с ума сошли! Нам некогда терять время. Скоро рассветет… вы у герцога; он сейчас придет, хотите ждать его?
– Но что мне порукою?..
– Если бы я хотела предать вас, то мне стоило бы только оставить вас на этом месте, куда он велел вас положить.
Мариета д'Ангиен инстинктивно, еще под влиянием действия наркотического питья, которое проходило очень медленно, бросилась бежать. Маргарита удержала ее, сильно схватив за руки и несколькими быстрыми, энергичными словами успела убедить ее, или, по крайней мере, побороть ее сопротивление.
Она подвела ее к выходу, скрывавшемуся за картиной, но в ту самую минуту, когда готова была нажать секретную пружину, она услышала звук ключа в замке. Тогда она толкнула Мариету в боковой кабинет, наказав ей сидеть там тихо, до тех пор, пока ей можно будет уйти через потайную дверь; затем герцогиня кинулась на постель, где только что лежала бесчувственная Мариета, и притворилась спящей.
Едва она улеглась, как вошел сенешал в сопровождении слуги и жандарма и пригласил ту, которую считал супругой Обера ле Фламена, идти с ними к ожидающему ее принцу.
Приказание было отдано самым почтительным тоном, но тем не менее, это было приказание.
Маргарита покорно пошла за ними и так как она опустила вуаль, чтобы скрыть свой стыд, то сенешал и не заметил подлога.
К несчастью для Мариеты, слуга и жандарм, из коих первый назывался Гумберт, а второй Рибле, остались в замке. Гумберт развел большой огонь, потом они оба уселись за стол рыцарей и, чтобы убить время, стали играть в кости.
XII
КОЗЛИНЫЙ РОГ.
«С рогами и с хвостом, сюдаСам сатана теперь явился,В монаха он преобразился…Чего он хочет, господа?»
Солнце уже заливало светом залу, сенешал и герцогиня удалились. Теперь нам можно описать эту залу. Она убрана своеобразно. Стрельчатые окна окружены каменными листьями, а стекла в окнах переплетены деревянной резьбой, точно кружевом. На потолке арабески и маленькие амуры, довольно плохо нарисованные.
Стены этой банкетной залы усеяны лилиями из очень тонкой меди, кресла с широкими и глубокими спинками протягивают свои ручки, с налокотниками и шерстяными подушками, вышитыми цветами. На пюпитре лежит обширный рукописный in-f.olio, это молитвы, написанные на пергаменте собственной рукой университетского канцлера. Пюпитр этот, также как и круглый стол из дерева редких пород, – работа Мишеля Бурдена, одного из лучших скульпторов XIII века.
На этом столе разложены были в странном подборе литературные произведения: гимн Пресвятой Деве лежал рядом с песней, посвященной Венере, на Подражание Христу положена была баллада поэта Кретена, лучшее место отведено было творениям Алена Шартье: в числе их был «Quadrilogue», произведение гуманистское, в котором дворянство, духовенство, Франция, сопоставленные с народом, взывали против злоупотреблений. Герцог Орлеанский из-за этой книги называл всегда Алена Шартье Тевенином вторым: Тевенин был шут Карла V, отца его.
Другие манускрипты могли бы дать нам начало каталога библиотеки герцога Орлеанского, но перечислять их было бы слишком долго.
Сыграв три партии в кости, слуга оставшийся без гроша, оставил своего победителя и пошел раздувать почти угасавший огонь, между тем как жандарм тоже встал и пошел вокруг залы, заглядывая во все закоулки, останавливаясь в каждом углу, как бы пытался найти разрешения какой-то задачи.
Он долго стоял перед картиной, изображавшей въезд Изабеллы Баварской и шумно любовался величавой осанкой своей государыни; потом покачал головой, точно будто какая-то философская мысль мелькнула у него в голове.
– Что это ты так вдруг нахмурился? – спросил Гумберт.
– Не находишь ли ты, – отвечал Рибле, – что королева в эту минуту как будто сердится?
– Ба! Если бы вот тот солнечный луч ударил сейчас в ее прекрасное лицо, она бы улыбнулась.
– Гм… нет, куманек, я утверждаю, что она и от солнца не станет веселее. Да между нами будет сказано, ей нет причины быть довольной.
– Это почему?
– Госпожа королева не затем великодушно подарила этот замок его высочеству герцогу, чтобы он заводил тут… ну, хоть то, что мы видели.
– Ах, да!.. Но ей-то какое дело?
– Ну, что ты притворяешься, будто не знаешь! Как будто в таких делах домашняя прислуга не знает всегда раньше всех, раньше чем посторонние, и чем мужья… если только они узнают когда-нибудь.
– На то они и мужья!
– Я тебе говорю, я, служащий при отеле герцога Орлеанскаго: я же езжу с ним из Парижа сюда: так вот я тебе говорю: знай королева, что здесь совершается, она бы прискакала сюда на своем белом иноходце, выгнала бы сейчас вассалку, а герцога приструнила бы ни больше, ни меньше, как школьника, что учатся в Сорбонне. Ах! Видел я! Уж говорю тебе – видел я эти штуки!
– Да если правду говорить, так и я кое-что видел.
