Вольф Серно - Тайна затворника Камподиоса
Токсиль разглядывал одну бутылочку за другой. Наконец, в руках карлика оказалась последняя из них – это был небольшой пузырек с зауживавшимся кверху горлышком. Он был запечатан красным сургучом. «Дурман», – удивленно пропищал он фистулой. Сняв сургуч, вынул пробочку и принюхался.
Примешь на острие ножа –Только сознанье потеряешь,Целую чайную ложку проглотишь –И оно сожрет твою плоть.
Токсиль довольно улыбнулся.
– Ничего, не пожалеем и столовой ложещки.
Огляделся, не возвращается ли Витус, он положил несколько чайных ложечек в оставшийся мешочек. Там оставалось немного жидкости, и он все взболтал.
– На, держи, освежись, – вернувшийся Витус протянул ему полную воды кожаную фляжку.
– Спасибо, – горбун хотел показать себя с лучшей стороны. Он с шумом отхлебнул из фляжки. – Ты и сам промощи горлянку, – пропищал он, протягивая заранее приготовленное питье.
Витус сделал несколько глотков.
– Да это вино! – вырвалось у него. – Почему ты сам его не выпил?
– Что-то мне от этого пойла не по себе делается, – с простодушным видом объяснил он. – А тебе оно в самый раз пришлось, да?
– Пожалуй, что так, – Витус сделал еще один большой глоток. – Какое-то оно все-таки необычное...
– Уи, уи! Это вино не из здешних мест. Его чем больше пьешь, тем лущще оно на вкус. На-ка, вот! – Карлик чуть слышно икнул.
– Не привык я пить много вина, – Витус отложил фляжку с вином.
Плоское лицо карлика налилось кровью.
– Выпей, чего там!
Витус выпил еще. Вино было чересчур крепким, какими бывают дешевые вина – не то, что те, которые ему доводилось пробовать прежде. А может быть, все дело в том, что монахи знали толк в винах и всегда считали, что выпить доброго вина в меру отнюдь не грех.
– К сожалению, твое вино что-то горчит...
– Ну, еще глоток-другой, и я к тебе больше приставать не буду, клянусь святой Марией!
– Ну, если так настаиваешь, – Витус сделал еще глоток, и вдруг красная краска с лица карлика пропала, оно стало фиолетовым, а потом светло-зеленым. Оно донельзя сузилось, а потом вдруг расплылось, разделилось на части, которые разлетелись, как осколки. Словно из дальней дали он услышал голос:
– Они позовут тебя на большой совет при дворе, там тебя и припещатают: дергать будут, щипать, тискать, таскать за волосы...
Четыре маленьких колючих глаза вертелись на этом лице, приковывая к себе взгляд Витуса. Число этих глаз все время увеличивалось. Их все больше и больше! Бесчисленное количество ртов, напоминающих рот рыбы, открывались и закрывались попеременно:
– Тити-мити сюда, ястреб в сутане! Сюда, в ящик! – свистящим шепотом произносили они. – Спи сладко! Ты мой, ты в моих руках!..
Земля приподнялась, как будто кто-то складывал ее поперек, с шумом ударила его по лбу – и Витус провалился в бездонную пропасть...
МАГИСТР ГАРСИЯ
Может быть, я не из самых слабых, но всегда сочувствовал слабейшим.
На нем была накидка из сукна, которое не сгибалось, словно жестяное, и было облеплено золотыми эскудо. От этой накидки исходил сияющий свет, резавший глаза. Шел он донельзя медленно, потому что накидка на нем оказалась невероятно тяжелой. Камни под ногами были острыми и ребристыми, при каждом прикосновении к ним слышалось пренеприятное громыханье.
Две черные птицы пронзительно кричали в небе, потом они стрелой бросились вниз и вонзили свои клювы ему в бока. Подлетали все новые и новые птицы, клевали его там и сям и падали на землю в виде каплунов. Витус попытался скрыться от них, прибавить шагу. Но с каждым шагом уменьшался в росте. Ощущение такое, будто, идя по ровной земле, спускаешься по лестнице вниз. В конце концов он до того уменьшился, что, сделав следующий шаг, свободно мог бы выйти из накидки, оставив усыпанную золотыми монетами оболочку за спиной.
Он огляделся. В сторонке стояли отец Гаудек и отец Томас, равномерно покачивающие головами. Потом они отпрянули, потому что остановившаяся как бы сама по себе накидка вдруг с шумом рухнула, выпустив находившийся внутри него воздух и превратившись в итоге в пригоршню золотистой пыли. Из этой пыли выползла змея. Гаудек и Томас зашипели то ли на нее, то ли сами по себе. Змея плотоядно поводила языком, подползла к Витусу вплотную и ужалила его в запястье. Святые отцы опять зашипели. Змея укусила еще раз – в другое запястье. Потом стало ясно, что она обвила его тело неразрывным кольцом. Гаудек с Томасом подошли и старались это обруч разорвать...
– Эй, ты там! – заорал у него над самым ухом зычный мужской голос. – Ты еще жив?
Кто-то тряс его за плечи. Витус открыл глаза и увидел... Сначала он ничего не увидел. Он лежал в помещении, которое впору было назвать темницей. Голос, взывающий к нему, принадлежал человеку, контуры которого юноша воспринимал смутно. Голова его пылала, в желудке все переворачивалось. Острый запах испражнений не давал дышать по-людски.
– Пожалуйста, воды, – бессильно прошептал он. К его губам поднесли стакан с водой. Юноша сделал один-единственный глоток – и его сразу вырвало. Он повернулся на другой бок, чтобы своим видом не оскорблять присутствующих.
– Он жив, – с удовлетворением произнес твердый мужской голос.
– Где я? – спросил он.
Новая волна тошноты заставила его тело конвульсивно содрогаться. Витуса снова вырвало, еще обильнее, чем в первый раз.
Обладатель твердого голоса вытер тряпкой нечистоты с пола. Очевидно, вид Витуса его вовсе не смущал.
– Ты в тюремной камере. В городе, который называется Досвальдес. Тебя арестовала и доставила сюда инквизиция.
– Так точно, ты в заднице у церкви, – захихикал другой голос.
Волна воспоминаний накатывала на него, но медленно.
– Где мои вещи? И что с горбуном?
– Не тревожься, мальчик мой, – успокаивал его твердый голос. – Личные вещи арестованных регистрируются и сберегаются. Ни о каком горбуне мне ничего не известно. Если он был твоим другом, ему повезло, потому что, когда тебя арестовали, ты был один. И привезли сюда тебя одного.
Ранним утром следующего дня, когда свет проник в камеру сквозь три узкие прорези в стене, он увидел, что обладатель твердого голоса – невысокого роста мужчина. Витус прикинул: на вид ему лет тридцать. Черты лица правильные, прядки коротких каштановых волос спадают на высокий лоб, глаза умные, дружелюбные. Он то и дело прищуривался – значит, был близорук. Витусу он с самого начала понравился.
– Надеюсь, ты чувствуешь себя получше, – сказал незнакомец. – Я магистр права Рамиро Гарсия.
Он лежал справа от Витуса, совсем рядом, опираясь на локти. В руках он держал полоску полотна, которую повязывал на глаза, как ребенок, который собирается играть в прятки.
