Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II
Будучи сам воплощением порядочности, Германик и в других людях хотел видеть только хорошее. Поэтому он отвечал Тиберию в столь же дружеском и почтительном тоне, не осмеливаясь намекнуть на неблаговидную роль Ливии, которую та играла в политической жизни страны. Молодой полководец решил сначала довести до победного конца Ренскую кампанию, а потом уже вернуться в Рим и откровенно поговорить с цезарем относительно его матери. Вот тогда прояснится и дело Постума, и другие придворные тайны. И снова в цезарской семье воцарится мир и согласие, как при Августе.
Но императрица, которая умела читать между строк, очень быстро догадалась о намерениях своего внука. Она прекрасно понимала, что если тот приведет этот план в исполнение, то Тиберий просто перепугается насмерть, свалит все на нее и отдаст на расправу.
И даже префект преторианцев, верный Сеян, тут не поможет — вряд ли его гвардейцы захотят задираться с ренскими легионами. И тогда придет конец безраздельной власти.
Вот почему императрица через своих многочисленных агентов пристально следила за ситуацией в Германии, а ее преданный слуга Гней Домиций Агенобарб получал все новые и новые секретные инструкции из Рима.
* * *Покончив с мятежом в провинциях, Германик принял решение форсировать реку и нанести удар по обнаглевшим варварам. Таким образом он хотел сплотить армию, в которой тлели еще искры бунта, а также продемонстрировать германцам силу римского оружия, чтобы они больше не смели совершать свои грабительские набеги. А вдобавок командующий хотел выловить и наказать тех зачинщиков беспорядков, которым удалось избежать возмездия и которые, как ему было доподлинно известно, вели переговоры с вождями варваров, собираясь открыть им границу и пустить ненасытные полчища на земли мирной трудолюбивой Галлии.
Это было прямое предательство интересов страны, я Германик, превыше всего ставивший чувство долга, никак не мог сквозь пальцы смотреть на подобные преступления.
Хотя была уже осень — не самое лучшее время для начала военных действий, но погода стояла теплая и сухая, а потому Германик решил рискнуть и нанести молниеносный, но ощутимый удар по врагу.
Солдаты, горя желанием загладить свою вину, проявляли невиданный энтузиазм. Офицеры тоже рвались в бой; им хотелось вновь убедиться, что они командуют дисциплинированными кадровыми войсками, а не бандой пьяниц и разгильдяев, в которых легионеры превратились во время мятежа.
До этого Германик почти год готовился к тщательно планировавшемуся им походу за Рен, ставя перед собой и армией цель отомстить за позорный разгром римлян в Тевтобургском лесу. Легионы уже были выведены на заранее выбранные позиции, каждый солдат и офицер знал, что от него требуется.
Но бунт после смерти Августа спутал все его планы — воинские части разбрелись по всей округе в поисках пропитания и фуража, многие офицеры погибли от рук мятежников, немало было и таких, которых сам Германик разжаловал за некомпетентность, излишнюю жестокость или трусость, проявленные во время беспорядков.
К тому же и союзники — когорты галлов и батавов — не желая быть втянутыми в конфликт, ушли от греха подальше в свои родные места, чтобы переждать и посмотреть, как дело обернется.
Но сейчас у Германика уже не было возможности хорошо подготовиться и продумать все до последней детали, как он обычно делал. Удар следовало нанести немедленно.
На военном совете решено было собрать те войска, которые были под рукой, переправиться через Рен в районе Бонны и углубиться миль на восемьдесят — сто в земли сигамбров и хаттов. Предполагалось дойти до линии бывших римских укреплений — Гравинария и Науасия, сожженных и разрушенных варварами после разгрома трех легионов Квинтилия Вара шесть лет назад.
Решено было привлечь к участию в походе четыре легиона — Двадцатый Валериев из Бонны, Пятый из Ветеры, Четырнадцатый Марсов из Колонии и Тринадцатый Сдвоенный из Конфлуэнта.
На местах оставались, таким образом, два легиона на юге провинции — в Виндониссе и Аргенторате, один в столице Могонтиаке и еще один на севере, в Ветере. Но и эти войска были приведены в боевую готовность и могли по первому же сигналу вступить в бой.
Вдобавок уже в последний момент подошли и частя союзников — галльская пехота и конные лучники, а также батавские пращники. В общем сила собралась немалая: Германик вел с собой тридцать с лишним тысяч солдат. По данным разведки, варварам потребовалось бы значительное время, чтобы собрать армию, численно превосходящую римский корпус, так что была возможность нанести несколько стремительных ударов и разбить врага по частям, пока он еще не успел объединиться.
В противном случае Германику пришлось бы туго — мощный племенной союз херусков, хаттов и хауков, не говоря уж о примкнувших к нему более мелких племенах, мог собрать до ста пятидесяти тысяч свирепых, кровожадных воинов, которые не имели, правда, никакого понятия о дисциплине, но в своих непролазных, глухих лесах были все же очень опасным и коварным противником.
Итак, вое понимали, что времени терять нельзя. В начале октября, который выдался теплым, сухим и безветренным, главнокомандующий Ренской армией дал приказ своим войскам переправиться за реку.
Маневр был выполнен быстро и организованно. Специальные отряды навели легкие, но прочные мосты, и римляне перешли Рен.
Варвары никак не ожидали нападения — они были уверены, что их враги еще не оправились от последствий мятежа. К тому же, приближалась зима. Кто воюет в такое время?
Чувствуя себя в полной безопасности, большое количество хаттов со своими семьями, женами и детьми, собрались в одном из окруженных частоколом лесных поселений, чтобы как следует отметить ежегодный осенний праздник, посвященный какому-то из их диких кровожадных Богов. Присоединились к ним и представители других соседних племен.
В момент высадки римских войск на правом берегу Рена веселье в германских деревнях было в самом разгаре. Несмотря на предупреждения бунтовщиков-дезертиров, которые нашли убежище в лесах и обязались за это помогать своим новым союзникам, вожди варваров не предприняли никаких мер предосторожности.
Дикари целыми днями распевали свои заунывные песни, обменивались военными трофеями, захваченными во время набегов, набивали животы мясом и хлебом, выпивали каждый день неимоверное количество свежесваренного пива и долго лежали у костров, рассказывая друг другу о своих кровавых подвигах и наблюдая, как молодежь с азартом прыгает через воткнутые в землю мечи и копья, пытаясь привлечь к себе внимание строгих германских девушек. Скоро ведь начнется пора свадеб, надо присмотреть будущих жен, которые затем усядутся у домашнего очага, будут терпеливо ждать возвращения мужа из походов и рожать ему крепких, здоровых детей — воинов, не знающих жалости к врагу.
