Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2
— Еще бы! Тут есть над чем подумать.
— Сами видите, графиня: господин де Шуазель останется при дворе навсегда; чтобы его удалить, нужно по меньшей мере чудо.
— Да, чудо, — повторила Жанна.
— А люди, к сожалению, разучились творить чудеса, — подхватил герцог.
— Погодите! — возразила г-жа Дюбарри. — Я знаю одного человека, он умеет творить чудеса и поныне.
— Вы знаете человека, который умеет творить чудеса, графиня?
— Видит Бог, знаю.
— И вы молчали!
— Я только сейчас об этом подумала, герцог.
— Вы полагаете, что этот малый способен выручить нас из беды?
— Я полагаю, что он способен на все.
— О! А какое чудо он сотворил? Расскажите-ка мне о нем просто ради примера.
— Герцог, — промолвила г-жа Дюбарри, приблизившись к Ришелье и невольно понизив голос, — этот человек десять лет тому назад встретился мне на площади Людовика Пятнадцатого и предсказал, что я стану королевой Франции.
— Воистину, это чудо: такой человек мог бы и мне предсказать, что я умру первым министром.
— Не правда ли?
— О, я ни минуты в этом не сомневаюсь. Как, вы говорите, его зовут?
— Его имя ничего вам не скажет.
— Где он?
— Ах, вот этого-то я и не знаю.
— Он не оставил вам своего адреса?
— Нет. Он должен сам явиться за вознаграждением.
— Что вы ему обещали?
— Все, чего он попросит.
— И он не пришел?
— Нет.
— Графиня! Это еще большее чудо, чем его предсказание. Решительно, этот человек нам нужен.
— Но как нам его раздобыть?
— Имя, графиня, его имя!
— У него два разных.
— Начнем по порядку. Первое?
— Граф Феникс.
— Как! Тот человек, которого вы мне показывали в день вашего представления ко двору?
— Тот самый.
— Этот пруссак?
— Этот пруссак.
— Нет, я уже разочаровался в нем. У всех колдунов, которых я знал, имя оканчивалось на «и» или на «о».
— Все складывается превосходно, герцог, второе из его имен оканчивается так, как вам нравится.
— Как же оно звучит?
— Жозеф Бальзамо.
— И вы понятия не имеете, как его найти?
— Подумаю, герцог. Сдается, я знаю, кто может быть с ним знаком.
— Хорошо. Но поспешите, графиня. Уже час без четверти.
— Я готова. Карету!
Десять минут спустя г-жа Дюбарри и герцог де Ришелье бок о бок мчались навстречу охоте.
82. ОХОТА НА КОЛДУНА
Длинная вереница карет заполнила аллеи леса Марли, где охотился король.
Это называлось послеобеденной охотой.
В самом деле, в последние годы жизни Людовик XV уже не охотился ни с ружьем, ни с собаками. Он довольствовался тем, что смотрел, как охотятся другие.
Те из наших читателей, коим знаком Плутарх, помнят, быть может, что у Марка Антония был такой повар, который по очереди водружал на вертела одного кабана за другим, так что на огне румянились одновременно пять или шесть, и, когда бы Марк Антоний ни садился за стол, какой-нибудь из них непременно успевал поджариться до полной готовности.
Объяснялось это тем, что у Марка Антония в бытность его правителем Малой Азии было неисчислимое множество дел: он отправлял правосудие, а поскольку киликийцы — отъявленные воры, о чем свидетельствует Ювенал[18], Марк Антоний был весьма занят. Поэтому на вертеле, громоздясь одно над другим, его постоянно поджидали пять или шесть жарких на тот случай, если обязанности судьи вдруг позволят ему немного передохнуть и подкрепиться.
То же самое было заведено и у Людовика XV. Для послеобеденных охот загоняли поочередно двух или трех ланей, а он по настроению выбирал погоню поближе или подальше.
В этот день его величество объявил, что будет охотиться до четырех часов. Поэтому выбор остановился на той лани, которую гнали с полудня и теперь она должна была находиться где-то поблизости.
Г-жа Дюбарри со своей стороны твердо решила преследовать короля с таким же прилежанием, с каким король решил преследовать лань.
Но ловчие предполагают, а случай располагает. Цепь совпадений нарушила превосходный план г-жи Дюбарри.
В лице случая графиня нашла противника почти столь же капризного, как она сама.
Рассуждая о политике с г-ном де Ришелье, графиня спешила вслед его величеству, который в свою очередь спешил за ланью; при этом герцог и графиня то и дело раскланивалась с теми, кто приветствовал их на пути; вдруг они заметили шагах в пятидесяти от дороги под великолепным пологом зелени вконец изломанную коляску, которая мирно валялась вверх колесами; поодаль один вороной конь глодал кору бука, а второй пощипывал мох у себя под ногами — все это вместо того, чтобы везти оную коляску.
Лошади г-жи Дюбарри — великолепная упряжка, подаренная королем, — немного обошли, как говорят нынче, все прочие экипажи и примчались к разбитой коляске первыми.
— Смотрите, несчастный случай! — невозмутимо заметила графиня.
— Видит Бог, так оно и есть, — подтвердил герцог де Ришелье с тем же безразличием, ибо при дворе чувствительность не в чести. — Черт возьми, коляска вдребезги.
— А там, на траве, не покойник ли? — осведомилась графиня. — Взгляните, герцог.
— По-моему, нет: он шевелится.
— Мужчина это или женщина?
— Понятия не имею. Мне плохо видно.
— Гляньте, он нам машет.
— Значит, жив.
И Ришелье на всякий случай приподнял свою треуголку.
— Позвольте, графиня… — сказал он, — сдается мне…
— И мне.
— Что это его высокопреосвященство принц Луи.
— Кардинал де Роган собственной персоной.
— Какого черта он там делает? — удивился герцог.
— Давайте поглядим, — предложила графиня. — Шампань, к разбитой коляске.
Кучер графини немедля съехал с дороги и углубился в чащу.
— Ей-богу, это в самом деле монсеньор кардинал, — изрек Ришелье.
И впрямь, его высокопреосвященство распростерся на траве в ожидании, пока проедет кто-нибудь знакомый.
Завидя приближающуюся г-жу Дюбарри, он приподнялся.
— Мое почтение госпоже графине, — сказал он.
— Как, кардинал, это вы?
— Да, я.
— Пешком.
— Нет, сидя.
— Вы ранены?
— Ничуть.
— Но что с вами стряслось?
— Не спрашивайте, сударыня. Всему виной мой кучер, это чудовище, этот прохвост, которого я выписал из Англии; я велел ему ехать прямиком через лес, чтобы догнать охоту, а он повернул так круто, что вывалил меня на землю и вдобавок разбил мой лучший экипаж.
— Не сетуйте, кардинал, — утешила его графиня, — кучер-француз опрокинул бы вас так, что вы бы сломали себе шею или по меньшей мере отбили все бока.
