Мартин Стивен - Могила галеонов
Сидония не считал себя гением, но втайне полагал, что все же обладает большим здравым смыслом, чем его король, живущий к тому же в изоляции. Конечно, монарх есть монарх, но глупо полагать, словно он всегда поступает по воле небес. Люди (даже короли) вообще не всегда в состоянии постигнуть высшую волю. На то они и люди. И вообще, если Господь некогда обращался к своему избранному народу через пророка Моисея, то почему такую же роль, как Моисей, сегодня могут играть разумные министры и советники испанского короля? Может быть, его величеству следует прислушаться к их мнению? А прежде всего вся натура герцога возмущалась против идеи морской войны. Шторм может задержать отправку армии, а может погубить весь флот — ведь ни люди, ни животные не властны над стихиями. Война и так во многом зависит от поворота судьбы, зачем же вмешивать во все это стихии волн и ветров, которыми люди управлять не могут?
Новости или слухи, взволновавшие герцога сейчас, касались человека, который будто бы мог обратить море на пользу испанцам. Маркиз Санта-Крус не был просто адмиралом Испании. Он был самым искусным адмиралом в мире. Именно его галеры разбили турецкий флот в битве при Лепанто и спасли Европу от завоевания неверными. Иначе и в Мадриде сейчас стояли бы мечети. Известно, что суровый и жестокий старик долгое время болел. Теперь же, если верить гонцу, он находился на смертном одре.
Сидония дошел до конца одной из своих рощ и с удовольствием оглядел открывшуюся перед ним равнину. Насколько надежнее твердая земля, чем море, на которое никогда нельзя положиться! А между тем король собирался послать свою Армаду против испанцев — без своего лучшего адмирала. Разумно ли так поступать? Вообще-то всегда можно добиться успеха, имея достаточно денег и достаточно времени, если Господь будет на твоей стороне. Но без Санта-Круса подобное начинание обойдется слишком дорого. На сей раз удивительный аромат апельсинов не оказал на герцога успокаивающего действия. Он покинул рощи с тревогой на душе.
Только в полночь к нему прибыл гонец из Кадиса и сообщил: порт подвергся нападению превосходящих сил английского флота под командованием, вероятно, самого Дрейка. Герцог проснулся среди ночи, как только слуга принес в его спальню это известие, и тут же позвал секретаря. Слуги одевали его без особой спешки, ведь он мог диктовать приказы, сидя на постели, пока они суетились вокруг него, предлагая ночной горшок, а затем — рубашку и панталоны, чья стоимость была достаточной для того, чтобы любой из его крестьян мог на эти деньги питаться целый год. Всего его обслуживало человек десять — пятнадцать. Что ж, как говорил сам герцог, великие мира сего должны жить так, как от них того ожидают.
Андалусия являлась военной провинцией Испании. Войско, прежде всего местное ополчение, стояло здесь как раз для того, чтобы отражать набеги корсаров. Герцог мог за несколько часов собрать в поход триста кавалеристов и три тысячи пехотинцев из разных местных гарнизонов. Он раздумывал, собрать ли их у себя дома, в Сан-Лукаре, или приказать им присоединиться к нему по дороге. Или лучше отправить их прямо в Кадис? Решив, что сейчас важнее всего — быстрота, герцог выбрал последний вариант. У себя он не соберет войска раньше полудня, а многие придут и к вечеру. Что из того, если он сам пока не будет командовать ими? Герцог едва заметно усмехнулся. Может быть, даже лучше, если командование возьмет на себя комендант крепости Кадиса. Еще немного промедления, и Дрейк получит возможность высадить десант, опустошить город, а его матросы сделают беременными столько женщин, что впоследствии появится целый город, населенный потомством еретиков.
Подавив в себе желание тут же пойти и сесть на коня, хозяин уселся в столовой, где слуги подали ему разные холодные мясные блюда, оставшиеся от вчерашнего ужина. Он располагал не больше чем двадцатью минутами.
Небольшой свиты герцога — всего тридцать всадников и пятнадцать слуг — было пока достаточно. Верховые солдаты, обычно сопровождавшие его, являлись отборными кавалеристами, сидевшими на лучших конях, и только человек, лишенный разума, мог в такое время не послать их в гарнизоны и на аванпосты, собираясь отправить войска и ополчение в Кадис.
Герцог не оглянулся на любимые им апельсиновые рощи. Он только кивнул на прощание своим домашним, вышедшим проводить его. Дать сейчас волю чувствам значило бы проявить слабость публично и не соблюсти поддерживаемую им дистанцию между ним самим и простыми людьми, которыми он управлял. Он не уступил побуждению оглянуться и посмотреть в глаза жене. О нем болтали, будто он подкаблучник, женатый на португальской ведьме. Как мало знают люди!
Вскоре после того как провожатые скрылись из глаз, Сидония пришпорил коня. Даже великий герцог не будет защищен от ярости короля, если прибудет в Кадис, когда от города останутся дымящиеся руины. Герцог невольно посмотрел на небо и тут же выругал себя за глупость. Расстояние до Кадиса было, конечно, слишком велико, чтобы увидеть дым пожарищ, — разве что Дрейк подожжет все побережье.
Глава 4
Май — 18 Июня 1587
Нидерланды, захват Сан-Фелипе
Правитель Нидерландов Алессандро Фарнезе, герцог Пармский, прочел письмо своего родича Филиппа II Испанского с великим вниманием. Помощники герцога безмолвно ожидали его указаний. Письмо оторвало его от позирования художнику, писавшему портрет герцога. Именно поэтому он красовался сейчас в экстравагантном наряде: при непокрытой голове шею его окаймляли широкие, по моде, брыжи, камзол украшало золотое шитье, причем сам камзол и рукава в кружевах различались по цвету. Однако прежде всего привлекало к себе внимание лицо герцога. Но не прямой нос, коротко стриженные черные волосы или ухоженные борода и усы. Взгляд приковывали темные глаза герцога: в них ощущались какая-то загадочность и глубина, как у человека, много повидавшего и пережившего. Посторонним людям казалось странным, что у него такой грустный взгляд. В конце концов, он являлся внуком императора Карла V, племянником короля Филиппа II, человеком, о котором можно сказать, что он не просто родился в сорочке, а при его рождении мир лежал у его ног. Кроме того, это был человек сильный, красивый и, бесспорно, умный. Чего же ему недоставало? Главу дома Фарнезе уважали не только в Италии, но и во всей Европе. К тому же с самого начала герцог Пармский выбрал для себя карьеру военного. В двадцать шесть лет он служил помощником коменданта во время битвы при Лепанто. Многие молодые люди погибли в той легендарной битве, а те, кто остался жив, покрыли себя неувядающей славой. Ведь именно тогда удалось остановить орды неверных; и победа эта свершилась не ради людей, но во имя Бога.
